кусочка холста, вставленного в медальон, размером чуть больше грецкого ореха, действительно, коснулась кисть настоящего мастера.
– Это работа подмастерья, – опроверг его догадку Эдвин. – Он потрудился на славу, желая сделать приятный подарок к свадьбе. Хоть здесь и приложен талант, но смею тебя заверить, в жизни эта же самая девушка намного красивее, чем на портрете.
– Она живая? – Марсель с трудом мог поверить в это. Разве столь совершенные черты могут быть чем-то более реальным, чем воплощенная в красках на холсте фантазия живописца. И все-таки, где-то Марсель уже видел нечто подобное. Вечер, огни, площадь и поток прохожих, он сидит на табурете вблизи фонтана, перед ним мольберт, он рисует, и вдруг кисть падает из его руки. Разве не этот самый божественный лик промелькнул тогда в толпе перед изумленным Марселем. Он тогда еще решил, что с ним сыграла злую шутку игра света и тени, или усталость, ведь нельзя же среди самых обычных людей вдруг увидеть ту, которая не похожа ни на кого из них по своей красоте.
– Не думай о ее судьбе, – посоветовал Эдвин. – Думай о своей работе. Я хочу, чтобы, помимо своего таланта, ты применил богатую фантазию. Нарисуй не простой портрет, придумай что-нибудь изысканное и сказочное. Представь себе эту девушку сидящей в лесу на пне, представь ее кидающей венок в реку с моста или отдыхающей в оперной ложе, в беседке роз, в васильковом поле, или, пусть, на картине она танцует на балу с настоящим сказочным эльфом. Я бы мог обратиться к портретисту, если бы хотел обычную заурядную работу, но, как я тебе уже сказал, мне нужно нечто большее.
– Где-то я уже видел ее, – пробормотал Марсель, разглядывая миниатюрное изображение, черные кудри, украшенные бриллиантовой диадемой, плечи в облаке розового муслина, магнолии, приколотые к корсету. Она одета по-другому, но разве не то же самое лицо этим вечером мелькнуло под темным капюшоном в толпе. – Да, я видел именно ее.
– Это невозможно, – с неожиданной строгостью прервал его Эдвин.
– Почему? – удивился Марсель.
– У меня уже не осталось времени, чтобы объяснять, да ты и не поймешь, – ласкающая слух, нежная интонация вдруг стала более суровой. Эдвин замкнулся в себе, было ясно, что больше он не станет пускаться в откровения.
– Нарисуй ее, где угодно, – повторил он. – В опере, на маскараде, в карете, в палаццо или в саду. Придумай все сам, я думаю, ты сумеешь все домыслить лучше, чем я. Награда будет щедрой, запомни это.
Эдвин высыпал на стол из кожаного кошелька целый дождь золотых монет. Кошель возник в его руке, как будто из ниоткуда и туда же исчез. На потертой изрезанной столешнице монеты выглядели неестественно, почти сказочно и призрачно сияли. Неужели они не исчезнут с уходом гостя? Такого богатства Марсель никогда не видел. Он не думал, что получит за какую-то из своих работ даже малую часть всего этого, но златокудрый заказчик снисходительно объяснил.
– Пока, это только на холст и краски. Купи для работы все самые лучшее, я вижу, у
