встретиться с нами. Ближе к городу мы встретили целую семью: женщина сидела в повозке, запряженной пони, а рядом с ней стояли два сундука со скарбом и лежал младенец. Старший мальчик вел пони под уздцы, еще четверо детей шли следом. Отца нигде не было видно. Когда мы приблизились, старший крикнул, и младшие быстро закрыли лица. Мать заметила Лазаря и перекрестилась.
На закате мы были все еще в миле от Эксетера. Странников стало больше – темные личности поодиночке и парами. Все скрывали свои лица под капюшонами. Мы встретили еще пару повозок. Люди, как тени, покидали город – настоящий исход торговцев и купцов. Но ни одного из них нельзя было назвать бедным – пешком не шел никто. Бедные остались в городе – кто-то надеялся разжиться в богатых домах, а кому-то просто некуда было идти.
– Во время чумы крик младенца подобен боевому кличу, – пробормотал Уильям.
– Мы скоро найдем кормилицу.
– Ворота будут закрыты. Нам лучше остановиться где-нибудь на ночлег. Или придется оставить ребенка где-нибудь, пока мы найдем место.
– В такой холод? Уильям, нет!
– И что же мы скажем? Мы не сможем подойти к воротам и попросить впустить нас с этим отродьем – он визжит, как свинья на убое.
– Мы скажем, что моя жена умерла в пути.
– Ты думаешь, стражники идиоты?
В этот момент крики Лазаря стихли. Инстинктивный плач лишил малыша последних сил, и через минуту он уже тихо спал.
– Он умер? – спросил Уильям.
Я уже собирался ответить, но тут впереди увидел несколько повозок, которые стояли возле огромной, длинной ямы у дороги. Яма была длиной в четыреста футов и в десять футов шириной и более всего напоминала котлован под строительство нового собора.
– Эта яма еще больше, чем в Солсбери, – сказал я. – Здесь можно похоронить тысячу человек.
– Три тысячи, если они положат их в три слоя, как в Солсбери.
И тут мы почувствовали ужасный смрад – словно от застоявшегося пруда, который погиб вместе со всеми растениями, водорослями и множеством населявших его рыб, жаб, угрей и мелких существ. Но это было гораздо хуже. Это был самый ужасный смрад – запах разлагающейся плоти тысяч мужчин, женщин и детей, запах гниения, исходящий от их изуродованных болезнью тел, запах их экскрементов и мочи, их нечистой одежды и смертного пота.
В сумерках могильщики казались призраками. Лица их были закутаны, руки замотаны тряпками. В каждой подъезжающей повозке было десять-двенадцать тел. Двое могильщиков поднимались на повозку и, стоя прямо на трупах, сгружали верхние тела тем, кто ожидал внизу. Те волочили трупы к яме и сбрасывали вниз, а там их уже укладывали рядами. Меня даже тронуло то, как аккуратно укладывают мертвые тела, но потом я вспомнил причину. После кровопролитного сражения в Кане нам тоже пришлось тщательно складывать трупы, потому что у нас не было времени копать глубокую яму. Эта тщательность не имела никакого отношения к
