стольких лет!
– Удивительный инструмент – клещи. Помню, что всегда считал их самыми бесполезными. Надо что-то выдернуть – достань фомку, меньше сил потратишь и время сэкономишь. Я сложу твои пальцы, потом заберешь, если нужно. Неполноценные люди все-таки – куда ни плюнь. Позволь, я обработаю? Еще не хватало, чтобы ты умер от потери крови. Премия Дарвина тебе не светит, это я тебе обещаю.
В нос ударил едкий запах. Вторая волна боли. Запах крови смешался с запахом спирта. Крик застрял где-то в глотке. Зубы врезались друг в друга, крошась. К горьковатому соленому привкусу на языке добавился вкус эмали.
– А в прошлом мире было легко, да? Только представь, мы бы встретились в совершенно другой обстановке, сели бы, поговорили. Как друзья. Ну же. – Боль теперь наступала и отступала, как прилив, в то время как незнакомец обрабатывал то, что осталось от пальцев. – Признаюсь, до сих пор вся эта окружающая обстановка давит. Любишь кофе? Или правильно уже сказать – любил? Обожаю. Помогает собраться. До сих пор вымениваю у челноков. Алкоголь, чтобы заснуть, кофе, чтобы пробудиться. В этой бессмысленной череде событий можем и себя потерять, а кофе – как катализатор. Выпил, пробудился, начал жить. Помню, вот была у меня кофемашина…
Он почувствовал этот знакомый запах. Свежесваренный. Ложка утопает в темноте маленькой чашки. Кажется, что она – бездонная. Говорили, что на гуще можно гадать, а для него она была просто черным дном божественного напитка. Допиваешь и добираешься до сакральных истин – все божественное просто.
Сегодня он варил его один.
– У нас будет сын!
– Ты сошла с ума! Я, я не готов!
– Ты не можешь!
– Я. Не. Готов! – Слова вылетают изо рта, словно пули, врезаясь в ее слабое, неподготовленное тело. – Слышишь ты это?!
– Ты не можешь так поступить со мной.
– Мы зашли слишком далеко.
– Ты не поступишь так.
– Это все было ошибкой. Извини.
– Извини?
– Извини за все. Извини и уходи.
Кофе горчит. В доме нет ни сахара, ни молока. В голове муть. Одной чашки никогда не хватает. От одной всегда клонит ко сну. В ней все сложнее утопить воспоминания. Они здесь, рядом – на самом дне. Встречают его лицом той, которую он обманул, и смутными очертаниями того, кого он познакомил с самой страшной частью жизни еще в самой утробе. Он пытался вымыть чашки. Гуща не отмывается, а остается на руках черной густой кашицей…
Кто-то бьет его по щекам. Открыв глаза, он видит свои окровавленные руки. Свежая кровь слилась воедино с застывшей, почерневшей неприятной коркой. Из носа вниз падают капли. Тело болит. Каждый вдох – болезненный, словно он дышит свинцом. В глазах все путается.
– Воды. – Язык впервые перестает его слушаться и предательски выдает настоящие желания.
– Конечно, конечно. Вот, держи. – Он чувствует, как трубочка упирается ему в губы. Жадно делает глоток, еще один. Вода –
