style="font-size:15px;"> Следом в карету забралась родительница и крикнула:
– В обитель Святой Азазеллы!
– Энто в дом скорби, что ли? – уточнил возница прокуренным до печенок голосом.
– Если понял, что переспрашиваешь, дурень? – гаркнула маман.
– Дык того, уточнить, шоб, значится, накладочек не было.
– Пошевеливайся! – полетело из окошка чересчур дотошному местному «водиле».
Колеса заскрипели, меся дворовую грязь, а я поняла: вот он, мой единственный шанс.
– Чего смотришь на меня своими бесстыжими глазами?.. – только и успела сказать матушка.
Карету тряхнуло на очередной выбоине. Я полетела вперед, выставляя локоть. Сил у меня, недокоматозницы, было не больше, чем у кутенка, зато острый локоть, помноженный на массу тела и толчок от ухаба, сделал свое дело. Маман подавилась криком и засипела, ощущая все прелести удушья.
Когда мы учились в школе, нам повезло с обэжешником. А вот ему с нами – не очень. Класс, в котором двадцать три девчонки и четыре пацана. А учитель – человек военный, хоть и в отставке. Ему нам про самооборону вещать, про поведение с террористом, про то, как вести задушевные беседы с маньяком, реши тот напасть, про первую помощь. А мы – двадцать три языкатые заразы. На одном из уроков, помню, плюнул он и в сердцах сказанул со своим дивным украинским акцентом: «Если вас хотят изнасиловать – спросите, возьмет ли этот злыдень писюкавый вас после сделанного в жинки. Насчет намерений – не факт, что передумает, но пара секунд форы, пока он соображает, у вас будет». На вопрос, а как же приемы самообороны, военрук заявил, что самая лучшая женская самооборона – это быстрые и длинные ноги, которыми надо шустро передвигать в противоположном от нападающего направлении. Но все же под конец урока он тогда расщедрился на демонстрацию: захват кисти и залом под углом. То, что могла при определенной удаче повторить любая из школьниц, наберись она смелости.
Помнится, мы тогда смеялись над Пашкой, который после внедрения одноклассницей Любкой теоретических знаний в жизнь стоял враскоряку, оттопырив руку и краснея. До сего момента этот эпизод мне казался забавным кадром из давнего школьного прошлого. Но вот сейчас я подошла к заплесневевшим знаниям с серьезностью Шлимана, раскопавшего-таки одну из стен Трои. А еще – с верой, что все должно получиться.
Обхватила рукой большой палец маман, резко дернула и выгнула назад.
Глаза противницы округлились, зрачки моментально расширились от боли, но крикнуть она не могла: не позволяло сдавленное горло.
Усилила натиск, наблюдая, как лицо напротив из пунцового становится бледным, а потом и вовсе чуть синеватым.
Убрала локоть и освободившейся рукой стянула со своего платья пояс. Кисть из захвата так и не выпустила, справедливо опасаясь, что пока лишь завеса боли не дает родительнице сопротивляться.
Когда вязала узел, стягивая запястья, мои руки ощутимо дрожали. А ведь нужен
