попытался уловить хотя бы одну эмоцию в его лице – издевку или недоумение, – но Сальгадо был непроницаем.
– Вряд ли, – ответил он. – С другой стороны, я все– таки журналист. Может, на каком-нибудь мероприятии вы меня и видели.
– Может быть, – лицо Сальгадо стало спокойнее.
– А, да, – добавил Сафонов. – Товарищ Костевич хотел, чтобы я взял у вас интервью, если это возможно. Я уезжаю и вернусь в Москву 22-го числа. Можно ли будет с вами поговорить и сделать материал?
Сальгадо задумался.
– Да, конечно, можно. Когда вернетесь, свяжитесь со мной через Тараса Васильевича, и я думаю, что мы сможем это устроить.
– Большое спасибо.
– До свидания. – Сальгадо слегка кивнул, снова улыбнулся и ушел.
За столом повисло молчание. Первой его нарушила Федорова.
– Шишкин, ты идиот. Нельзя спрашивать о таких вещах.
– Да, извини, видимо, перебрал… – Шишкин явно был растерян.
– Да, это неправильно, – добавил Сафонов.
Мысли в голове путались и давили друг друга.
Этот испанец.
Майор Орловский.
Да что, черт возьми, происходит.
Разведчикам нельзя верить в совпадения, думал он. Тем не менее совпадения бывают. Даже такие. Но верить в них нельзя. Никак нельзя.
Да это же просто невозможно!
– Товарищи, уже поздно. Я выпью еще бокал и, пожалуй, скоро пойду. В голове уже немного шумит, – сказал он.
– Рановато вы, – ответила Федорова. – Впрочем, я тоже скоро пойду.
Спустя полчаса Сафонов распрощался с коллегами и собрался уходить. Он подошел к Костевичу, чтобы пожать ему руку – тот уже был совсем нетрезв – и снова взглянул на Сальгадо, и снова не обнаружил ни одной эмоции, которая сказала бы хоть что-то. Только вежливая улыбка и стеклянный глаз. С этой улыбкой он рассказывал захмелевшему Костевичу и его коллегам о Лорке.
– Я читал Лорку перед сном, когда мы сидели в казармах под Мадридом. Когда вокруг война и смерть, утешение можно найти только в стихах и вине. Но вино я не пил.
– Не думал, что вы любите поэзию, – сказал Сафонов, осмелев и подойдя ближе.
– А что, я не похож на человека, который любит поэзию? – Сальгадо вдруг засмеялся. – Конечно, с одним глазом труднее читать, но многие вещи Лорки я до сих пор помню наизусть.
– Прочитайте что-нибудь! – запинаясь, сказал Кос– тевич.
Сальгадо поднял бокал, прикрыл единственный глаз – это выглядело чудовищно – и стал читать, и лицо его в этот момент впервые за все время изменилось.
– Andamos sobre un
espejo, sin azogue,
sobre un cristal sin
nubes.
Si los lirios nacieran
al reves,
si las rosas nacieran;
al reves,
si todas las raices
miraran las estrellas,
y el muerto no cerrara
sus
