сидеть дома.
Много страстей наговорила Таня, так много, что не стала Люба её дослушивать, ушла в коридор, там присела на диванчик и стала раскладывать по полочкам всю свою дальнейшую жизнь.
Умирать она, понятное дело, не станет. Но и что за жизнь у неё будет? Любит её Коленька это дело, ой, как любит! Пока занимаются любовью, оближет он Любу с ног до головы, постанывает и повизгивает от восторга, и груди из рук не выпускает.
Иногда и засыпает, держа Любину грудь в руке, гладит её во сне, и сосок пощипывает, а жена в ответ сладко охает и крепче к нему прижимается. Теперь всё по-другому будет. Нечего будет мять и пощипывать.
Потому что груди у Любы больше не будет. Сердце зашлось от горя. Неужели, жизнь закончилась? С другой стороны, Людмила Васильевна двенадцать лет живёт без груди и муж её не бросил.
Может, и Коленька с такой потерей смирится. Тем более, что двое деток у них, а их на ноги поднимать нужно. Значит, у Любы ещё есть впереди двенадцать лет, Зоя уже совсем взрослой будет, а Павлик…
Да, Павлику только семнадцать лет будет. Хотя, может, Любе Бог больше, чем двенадцать лет отпустит, чего зацикливаться на этих годах! Но грудь! Как Любе её будет жалко!
У неё она такая красивая! Не большая и не маленькая, яблочками, и не обвисла совсем. Нет, конечно, если придётся выбирать между жизнью и грудью, то понятное дело, что выбор невелик.
И Люба согласна обеих лишиться, только бы ещё задержаться на этом свете. Ради Зойки и Павлика. А Коленька… Там уж, как по судьбе будет. Бросит он жену, и, наверное, прав будет. Люба заплакала.
За что ей такое наказание! Что она в этой жизни сделала не так? Так! Нужно взять себя в руки, не нервничать. Шофёр сказал, что все болезни от нервов. Люба слышала такое выражение и готова согласиться с ним.
А умирать она совсем не готова. И теперь в полной мере осознала слова, что самое ценное у человека – это жизнь. Дальнейшие полгода прошли для Любы, словно в страшном кошмарном сне.
Ей удалили правую грудь, а заодно и все женские органы. Сказали, что для подстраховки, это было слабым утешением для Любы, но радовало то, что ей обещали долгую жизнь. Правда, с небольшой ремаркой.
Жить она будет, возможно, долго, но не комфортно. Люба от кого-то слышала такие слова, но ей всегда казалось, что её это никаким боком не коснётся. Она тогда даже, помнится, улыбнулась.
Выражение ей понравилось-не комфортно. Теперь она на собственной шкуре осознала, что такое – жить не комфортно. Мало того, что мучили постоянные боли, болело даже то, чего на самом деле у неё уже не было.
Появились головные боли, кровили швы и долго не хотели заживать. Любина мать почти переселилась к Никитиным, потому что дети и Коленька привыкли к тому, что всё у них под рукой, то есть на все случаи жизни у них была мама и жена.
Люба теперь больше лежала, чем ходила. И ещё она пристально следила за мужем. Смотрела, как тот ходит, не блестят ли у него глаза, не завёл ли он себе другую женщину, потому
