в свой рассказ одно предложение: « НКВД я уже не боюсь. Да, знаете ли, не боюсь. » Повторял эти слова не то, чтобы навязчиво, но довольно часто. Складывалось впечатление, что он специально провоцирует собеседника на нехороший поступок. А, может, у него задание такое было: спровоцировать человека на донос?
Григорий вспомнил, что и в прошлый раз он старался избавиться от навязчивого собеседника, да не сразу это получилось. Вот и теперь, едва поздоровавшись, Терентий Владиславович, именно так звали местного учителя, затянул свою «песню»:
– А ведь в ранешные времена, ещё до революции, таких пожаров, пожалуй, что и не было. Во всяком случае, я лично их не встречал. Да и не слышал о таком. Порядок был. Порядок. Следили за своими лесами. Объездчики работали. Строгости были. А теперь что? Одно безобразие. Кому вздумается, тот и идёт в лес. Вот вам и пожары. Кому вздумается.… Да, да, порядка не стало.
Терентий Владиславович вытирал крупное, мясистое лицо мятым, несвежим платком, усаживался поудобнее на единственный стул и принимался рассуждать дальше. Но Григорий, наученный горьким опытом, бесцеремонно перебил его, объявив, что он должен прибрать лошадь, так как уже вечереет.
– Да и вообще, нужно успеть пройти хоть одну улицу, определить по дворам, кому каким инструментом обзавестись на случай пожара. Кому топор, кому багор, а кому просто ведро.
– Вы действительно думаете, что нас ожидает опасность?
– Об этом начальство подумало, а мы должны исполнять.
Терентий Владиславович огорчённо крякнул, нехотя поднялся и покинул школьную заежку вслед за Григорием.
Заежка эта представляла собой малюсенькую комнату, отгороженную прямо в школьном классе. Там стояла старинная, скрипучая кровать, расшатанный стол и стул. Прохода между кроватью и столом вовсе не было и, чтобы встать, приходилось сползти по кровати в сторону двери, а потом уже подниматься. Но Григория заежка устраивала. За годы работы на этой должности, за время постоянных командировок он привык к неудобствам и возможность уединиться ему очень нравилась.
Он неспешно выпряг кобылку, освободил её от удилов, но уздечку снимать не стал. Пошарив рукой в ходке, достал из-под соломы верёвку и крепко привязал её к узде. Повёл лошадь за деревню. Та храпела, дёргала повод, вела себя крайне беспокойно.
Выйдя за огороды, Григорий хотел было привязать лошадь за прясло, но оно показалось ему недостаточно прочным, и он стал осматриваться, отыскивая более крепкое место, где могла бы пощипать молодую травку его кобылка.
Вдруг совсем рядом, почти беззвучно, проскакали косули. Четыре, или пять. Они не обратили на человека ни малейшего внимания. Просто деловито проскакали мимо, скрылись из виду, отсвечивая белыми зеркальцами.
Со стороны реки доносились трубные звуки возвращающегося с пастбища деревенского стада. Коровы и телята непрерывно ревели. Овцы блеяли. А всё вместе это создавало впечатление
