заграждений из колючей проволоки, – поддержал версию Подорожник.
– Как на схеме это выглядит? – еще больше заинтересовался Рузских, и «полководцы», тесня друг друга, склонились над планом.
После замеров, подсчетов начальство принялось оживленно обсуждать предполагаемый официальный сценарий для проведения следствия. Замполит полка-один Золотарев махнул рукой, чтоб мы скрылись с глаз. Когда он появился перед нами через полчаса, последние детали были уже уточнены.
– Товарищи офицеры! Понятно, что мы выбираем в качестве официальной версию с обстрелом. Но за само происшествие спрошу с вас на полную катушку! Теперь решаем, что делать с солдатом. В полку он не жилец. Его азербайджанцы, земляки Алаева, уничтожат. Сегодня Рахманкулов ночует в санчасти, а завтра недотепу отправляем в дивизию. В медсанбате подлечит мозги. Подготовить документы, исключить из списков части, экипировать. Вывезти как можно быстрее. И главное – меньше болтать!
Артюхин не стал затягивать с убытием. Он быстро собрал вещи и на следующий день уехал домой в Россию. История с неосторожным убийством Алаева завершилась отправкой тела на Родину и орденом – посмертно. Повез тело в «Черном тюльпане» наш старшина роты Халитов. Другие офицеры сопровождать «груз-200» в горный азербайджанский аул не решились. Из такой командировки живым и здоровым славянину вернуться проблематично. Изобьют или убьют многочисленные родственники. Армян отвозят прапорщики-армяне, грузин – грузины. Если убьют чеченца, придется Ошуеву опять ехать. Коздоева и Эльгамова он отвез лично, другие офицеры от этой миссии отказались.
Комбат представил меня батальону в новой должности и велел переселяться в его комнату. Я неохотно перебрался на опустевшую койку Артюхина. Что ж, жизнь идет своим чередом. Происшествия, трагедии, праздничные мероприятия. Вот опять запланированная пьянка. А куда денешься – традиция, ритуал… Чапай два дня молчал, ухмылялся, а потом спросил: собираюсь ли я вливаться в коллектив управления батальона?
После полковой вечерней проверки собрались комбаты и офицеры управления батальонов. Сели за столом в нашей комнате. Чествование проводили скрытно, соблюдая маскировку и конспирацию. Как всегда в период развернувшейся кампании борьбы за трезвость. После четвертой рюмки слово взял Ахматов:
– Василий Иванович! Ну тебе и заместитель достался! Алкаш и дебошир!
– Рома, ты чего это, обалдел? – удивился Подорожник. – Кто? Ростовцев? Пьяница? Он, конечно, отъявленный разгильдяй, но трезвенник. Это ты напраслину возводишь на парня.
– Самый что ни на есть пьянчуга! А когда напивается, то орденами разбрасывается. Бухарик!
Подорожник удивленно уставился на меня, а я с укором посмотрел на Романа.
– Извини, замполит, но ящика коньяка я так и не дождался, – усмехнулся танкист. – Дольше правду от своего друга Василия скрывать не могу! Совесть не позволяет! Месяц назад напился Никифор в моей комнате, да так, что не помнил, как ушел и куда орден Красной Звезды бросил!
