Ага, рыбка успела вцепиться зубами в другого малька – добро, и его туда же: пылит через горы отряд мирмидонцев, спешит, гонит стада, табуны, пленных. Опоздать в котел боится. Кипит, пузырится варево, само Время мясным наваром бурлит, исходит паром, утекает водой меж пальцев – на то и Кронов котел, чтоб временем истекать.
Много ли кипяточку осталось? Пока похлебка досуха не выкипит, пока дно не обнажится?!
Когда на закате из-за Ройтейона показались новые эскадры, сил удивляться уже ни у кого не осталось. Малыш Лигерон возвращался с добычей, в блеске воинской славы.
Народ вяло потянулся к берегу: глазеть на разгрузку.
И силы нашлись-таки. Не просто удивились. Ахнули взахлеб: с флагмана эскадры сошел бородатый герой в пурпуре и золоте. Багряные крылья плаща, самоцветы в розетках витой диадемы, вспышки перстней: топаз, агат, аметист… Так ребенок хвастается обновкой перед сверстниками и взрослыми.
– Дядя Одиссей!
А хватка у малыша еще крепче стала…
Огненная борода местами бита осторожной сединой. Кожа обветрилась, слегка шелушится. Первые борозды еще плохо заметных, особенно в сумерках, морщин. От уголков глаз разбегаются смешные трещинки… А сами глаза: прежние. Девичьи.
Звезды.
– Дядя Одиссей! Как вы тут? Трою взяли?! Нет?!! Как же это вы…
Действительно. Как же это мы?
Поставь любого из вождей, не считая Нестора, рядом с малышом – за старшего брата малыш любому сойдет.
– А я и Фивы взял (у них тут тоже Фивы есть!), и этот… как его? – В хрипловатом, взрослом голосе Лигерона звучит неприкрытая гордость. – А вы: частокол, и все? А я Фивы взял… Ты чего такой грустный, дядя Одиссей?! Это даже хорошо, что у вас не вышло: я хотел сам, да все опоздать боялся…
Искренность детской улыбки озарила бородатое лицо:
– Успел!
Этот день тянулся куском мокрой сыромяти.
Не день – вечность.
Строфа-II
Время разбрасывать камни
– Это не война, – сказал Калхант, утирая пот с лица.
– А что это? – спросил рыжий. Снятые с убитого копейщика поножи были впору, но с ремнями следовало повозиться. Распустить, переставить витые пряжки…
– Не знаю. Но это не война.
Прорицатель встал за спиной. С интересом глядел, как Одиссей, ободрав ноготь и выругавшись, ковыряет ножом язычок пряжки. Лучше б птичек разглядывал, болтун. Вон, микенский ванакт который раз его распекает прилюдно: почему не извещает заранее, откуда грянет беда?! Кто у нас пророк, в конце концов?! Меньше всего рыжему сейчас хотелось обсуждать с Калхантом: война, не война, и если нет, то как называется?! В душе бурлило, затихая после боя, новое ощущение. Алое, будто хлещущая из жил кровь; серебряное, словно ихор, хлещущий из жил.
Из одних и тех же жил: твоих.
Еще со вчерашней стычки с меонами рыжий остро чувствовал людское месиво – пузырями в котле. Каждый пузырь – Номос. Отдельный, самодостаточный:
