ответил нестройный хор.
– Не слышу, Поручик!
– Понятно, – произнес Поручик, поглаживая стопу одной ноги и бедро другой.
– Вот и ладушки, – я надела шлем и снова обхватила Никиту за талию, – поехали, что ли?
Он оглянулся и посмотрел на меня. Его голубые глаза сияли восхищением.
– Погнали.
Глава 2
Интерьер дома Овчаренко воплощал самые смелые и передовые новации века стекла и металла: винтовая лестница, столы со стеклянными столешницами, диваны и кресла, напоминающие надувные подушки, абстрактная живопись на стенах, на окнах – жалюзи.
В углу холла томилась диковинная деревянная статуя – обнаженный женский торс. На выкрашенном белой краской лице статуи широкими черными полосами был нарисован крест. Одну перекладину составляла горизонтальная полоса, соединяющая два глаза, другую – вертикальная, шедшая строго по центру от верхней части лба через нос – к подбородку.
Рядом с этой «гражданкой», как насмешливо именовал статую Никита, в ярко раскрашенной кадке скучала пальма… Камин был выдержан в строго геометрических пропорциях.
Бросив кожаную жилетку на спинку оранжево-синего кресла, Никита устало плюхнулся в него. Я последовала его примеру. Он картинно, по-ковбойски положил скрещенные ноги на журнальный столик и, глубоко вздохнув, завел обе руки за голову.
– Светлана Семеновна, – крикнул он в сторону кухни, – нам бы попить чего!
– Иду, иду, – мы услышали торопливые шаги, и вскоре на пороге холла выросла фигура домработницы.
Светлане Семеновне можно было дать лет сорок. Ее ничем не примечательное лицо славянского типа – широкое, скуластое – всегда улыбалось, излучая жизненную силу. Наивность придавала ему особое обаяние. Густые темные волосы были тщательно приглажены и собраны на затылке в пучок. В жестах Светланы Семеновны была та особая женственная плавность, которая позволяла предположить мягкость и уступчивость характера.
Я удивлялась: как эта спокойная, милая, доброжелательная женщина уживается с матерью Никиты – командиром в юбке? Но, с другой стороны, может быть, как раз покладистость и сговорчивость Светланы Семеновны глушила вспышки гнева и раздражения Людмилы Григорьевны, которая все время куда-то спешила и вечно в последнюю минуту не могла найти какой-нибудь срочно понадобившейся вещи.
Терпеливая забота и психология «непротивления злу насилием» помогли Светлане Семеновне завоевать также уважение беспокойного отпрыска. Уважение это, конечно, не было безоговорочным, оно всячески скрывалось, затушевывалось, а иногда и довольно злобно пародировалось, но чувствовалось, что на самом дне мятежной души Никиты таится искра любви и признательности по отношению к этой тихой, улыбчивой женщине.
Несмотря на зачастую провокационно-непристойные выходки и грубость моего подопечного, она питала к нему почти материнскую нежность.
Едва
