что она здесь делала? – я едва ворочал языком.
– Нацеливалась на владельца замка, как и я, – Меллисандра шла за парящим подсвечником, что-то шептала огонькам свеч и попутно охотно делилась сплетнями. – Ловкая была, нахалка. Но ей пришлось уйти. Но побеги винограда отсюда уже не выжить. Они тянутся из подземного колодца, через который она убегала, когда я вцепилась ей в волосы. У нее в волосах тоже рос виноград.
– А что теперь с владельцем замка? – меня почему-то он заинтересовал, куда больше, чем виноградная фея, упавшая в колодец.
– Теперь владелица я, – Меллисандра сделала ударение на последнем слове, и летящий подсвечник остановился, повиснув над одной определенной дверью. – Вот твоя спальня!
Спальня! Да, это целые апартаменты! Дверь раскрылась сама, даже не скрипнув, и я в очередной раз подивился своей удаче. Как внутри было роскошно. Кровать с балдахином, диваны, зеркала, ломберный столик, даже ванна. Пыли всюду почти не было, за счет гороховой зелени ковром пробивавшейся то здесь, то там. Волшебное место! Я бухнулся на мягкие пуховые перины и даже не обратил внимания на фею, которая так и не пожелала пройти в спальню вслед за мной. Подсвечник тоже завис над порогом. Такой же недотрога, как и его хозяйка. Ну и пусть спят одни. Мне и без них тут хорошо.
Спать было сладко и удобно. Какая тут мягкая пуховая перина. Неужели мне и в правду повезло. Впервые за века. Ну и ну! Даже засыпая, я поражался своему нежданному везенью. Как вдруг в приятный сон начали вторгаться чьи-то голоса. Мне снилось, или Меллисандра правда шла по замку в сопровождении кого-то отвратительного? Какая-то жуткая тень ползла за ней по коридору. Как будто тролль. По зеркалам живыми змеями ползли трещины. Они наполнялись чернотой и двигались, как клубок гадюк. Гороховые стебли, обвившие потолок, в темноте напоминали паутину, в которой запуталось нечто пугающее.
Я проснулся ночью как-то раз, и мне почудилось, что сверху на меня смотрит существо с женской головой и туловищем из листьев и стеблей. А потом все кануло во мрак. Сон оказался еще хуже, чем пьяные иллюзии. Жуткий сон. В этом сне Меллисандра пряла, совсем как пряхи Одиль. Ее живая прялка вертелась сама по себе, колесо светилось, но нить, которую пряха вытягивала была не золотой, а кровавой. Меллисандра пела на незнакомом даже мне языке. А в Школе Чернокнижия я поневоле знакомился с азами самым древних и опасных наречий. И вот я не понимаю, о чем она поет, но песня каким-то образом касалась и меня, и пахарей в поле, и заезжих вельмож, и купцов, и коробейников, и всех глупых дурачков, которые сюда придут за легкой наживой. Меллисандра пела в такт верчению колеса, побеги гороха вились со всех концов темноты вокруг нее. Лицо феи во сне было непривычно заостренным и хищным. Ее пальцы были в крови. А потом вдруг во сне появился великан.
Шаги великана
Шутка ли? Я проснулся в холодном поту и в ужасе. Приснится же! Великан! А вот прекрасные пери мне почему-то не снятся. Больше бы хотелось увидеть во сне их.
