англичанина по вечерам?
Когда спускается ночь и зажигаются фонари, и рассаживаются по скамеечкам пожилые синьоры с виа Реджинелла, открывается Бартаруга на площади Черепах, где в неожиданных для старых зданий модерновых вспышках неоновых огней коротают свой вечер католические священники.
Здесь в Гетто весело обыгрываются названия: бар-багет-гетто превращается в ресторанчик Ба’гетто, а бар-черепахи (тартаруге) превращается в Бартаругу.
Ещё горят огни маленькой галереи на улице, но уже уползают в свои щели бомжи с Ларго Арджентина и выходят в город римские коты.
В прошлые приезды, когда еще не запрещалось кормить их прямо на площади, я кормила их антипасто, ну не кошачьим же кормом кормить римских котов!– и они сбегались, вальяжно выходили, тревожно выглядывали, потом деликатно брали из рук кусочки колбасы.
Однажды вышел из-за мраморной вазы одноглазый и трехлапый огромный кот, и сел неподалеку, внимательно поглядывая на меня:
– Пришла на нашу Арджентину? А где «пиццо» – подношение боссу? – читалось в его взгляде. И я подошла, и положила лично к его лапам большой кусок прошутто.
Так прошло несколько дней. И однажды пришло время расставаться. Медленно выезжало наше такси с Арджентины, а вокруг сновали римляне и туристы, и рассаживались на свои места бомжи, и спрятались до следующей луны римские коты.
Но неожиданно в этом беспорядочном движении образовалось пустое пространство.
В нем, на освещенной солнцем брусчатке, сидел большой темный кот и смотрел нам вслед.
Рим говорил «до свидания»…..
Но сейчас мы не пойдем на закате на Капитолий, мы пойдем на любимый Мост Сикста или будем пить спритц на виколо деи Либраи, маленькой площади, напоминающей сцену старинного театра. Или просто погуляем по Трастевере….
– Как вы думаете, синьор, – поинтересовалась я у официанта, а пол одиннадцатого утра, это не слишком рано для бокала белого вина?
– В Риме для бокала вина никогда не рано,– заулыбался официант,– посмотрел на часы,– уже даже поздно!– и игриво пожал печами: – но если для Вас, прекрасная синьора это рано…
За соседним столиком сидели две девицы шведской наружности и допивали абсент. Литровочка «Абсолюта» уже подходила к концу. Взгляд у девиц был отсутствующе просветленным. Трастевере!
Люблю Рим ранним утром. Спят туристы, лишь угадывается в утренней дымке силуэт Колизея, вокруг которого еще не сплетаются в кольца бесконечные толпы с гидами во главе, пуст Форум.
Садишься на скамейку, и смотришь, как понимается солнце над тем, что когда то было Древним Римом. Такая простая современная скамейка… с видом на вечность.
Еще спят набегавшиеся вчера туристы… Но не спят римские чайки.
«То как зверь она завоет, то заплачет как дитя» – это про римских чаек, сказала я после одного из приездов в Рим.
Они орут, как сцепившиеся коты, гортанно мурлычут, кричат
