на барак или большой сарай. В помещении стучат миски и ложки.
На завтрак нам дают несколько кусочков не первой свежести селедки с перловкой. Беру со стола черный вязкий хлеб. Жадно кусаю, чтобы забить голод. Вещество, которое называют хлебом, прилипает к зубам и нёбу. Старательно очищаю языком рот, глотаю еду.
Управившись со скудным завтраком, строем возвращаемся обратно.
Сегодняшняя трескучая от сильных морозов ночь ударила не только по людям, но по всему живому. То тут, то там на нашем коротком пути валяются воробьи. Это те воробьи, которые не могли спрятаться в теплые места, привыкли ночевать на ветке дерева, на торчащей жерди и даже на колючей проволоке.
«Воробей тоже еда» – вдруг осенила Чмо радостная мысль, потому что завтрак только возбудил в нем аппетит.
Его большая, похожая на тыкву голова, начала работать в заданном направлении: этих птичек, оказывается, можно есть, как диких уток, или каких-то других пернатых.
Он смотрит в сторону сержанта Иванько, который сопровождает строй. Он не забыл удар прикладом автомата, но голод сильнее личной неприязни и даже ненависти.
Тряся обвисшими щеками, выскакивает из строя к нему, показывает впалый живот.
– Товарищ начальник, разрешите несколько птичек подобрать.
Иванько знает, что Чмо никогда не наедается. Недовольно косится на Федю. Он ему сегодня уже порядком надоел, но куда от него, мудака, денешься. Привяжется, дерьмо, не отвяжешься от него. Весь день будет бегать за ним и повторять: разрешите!
– Подбирай! Только быстро! Только смотри, не подавись, – вполне серьезно предупреждает его сержант Иванько.
Чмо с неприсущей для него проворностью подбирает тушки. Суетливо распихивает их по карманам.
Федя жил в Подмосковье. Работал в заготконторе. Принимал шкурки животных в обмен на дефицитные товары. Жил, как у бога за пазухой. Ел сыр, масло, колбасу, заедая их красной икрой. Ходил в импортных туфлях и ботинках, менял, как перчатки, костюмы.
Одежду покупал на оптовых складах. В пятьдесят лет его так разнесло, что со шмотками были большие проблемы. Ему приходилось ставить не один магарыч, чтобы подыскать по его размеру туфли или костюм.
Но его золотые деньки ушли в прошлое, когда нагрянуло ОБХСС. Чмо настолько уверился в себе, что не хотел делиться с ментами. Те и упрятали его за решетку. В лагере Чмо превратился в скелет. Его мучает постоянный голод. Целые сутки его мысли заняты одним: как насытить ненасытный живот.
Зашли в барак. В нос ударили резкие запахи мокрых портянок, дыма, хвои и еще чего-то застоявшегося, не очень приятного, но такого привычного.
Чмо насадил на деревянную ровную ветку несколько тушек птиц, не ощипав их предварительно и не по потрошив. Открыл топку. Сунул туда. Из печки повалил дым.
– Чмо ненасытное. Закрой дверку, – недовольно поворачивается к нему Молдаван. – Мало получил? Еще хочешь?
«Жди,
