Рейчел. Пожалуйста.
Она уснула, хотя не думала, что это возможно после испытанного унижения. Унижения от того, что они так жалели ее. Избегали этого разговора столько лет, не желая, чтобы она стала тем, кем стала – сиротой. Закрыв глаза, она слышала, как вдали тарахтит трактор, и это тарахтение доносилось до нее сквозь сон, который она потом не смогла вспомнить. Открыв глаза полтора часа спустя, Рейчел почувствовала себя еще более уставшей. Она подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы и увидела задний двор Джеймсов вместе с примыкавшим к нему садиком: разбросанные игрушки, невысокая горка из пластика, розовая с черным детская коляска. За садиком виднелся небольшой навес со светлой шиферной крышей, а за ним – вспаханное поле. На поле стоял, с заглушенным мотором, трактор, который она слышала.
Рейчел думала, что чувство одиночества ей знакомо, но оказалось, что до сих пор она его не знала. Она питала иллюзию, что вокруг нее есть люди, верила в ложного бога, мифического отца. С трехлетнего возраста она всячески убеждала себя, что, встретив его снова, она почувствует себя по крайней мере полноценным человеком. А теперь, после встречи, оказалось, что он так же далек от нее, как этот трактор.
Она спустилась по лестнице. Морин и Джереми ждали ее в маленькой гостиной. Рейчел остановилась в дверях и опять заметила жалость в их глазах. Она чувствовала себя попрошайкой, которая ходит всю жизнь от двери к двери и просит незнакомых людей накормить ее духовной пищей. Заполнить пустоту в ней.
«Я бездонный сосуд. Наполните меня».
Она встретила взгляд Джереми и вдруг подумала, что, может быть, он испытывает не жалость, а стыд за себя.
– Я поняла, что мы не кровные родственники, – сказала она.
– Рейчел, – отозвалась Морин, – заходи.
– И поэтому ты подумал, что можешь уйти, оставить меня?
Он поднял руки:
– Я не хотел оставлять тебя. Я ушел не от тебя, не от моей Рейчел.
Она вошла в комнату и встала за креслом, поставленным для нее напротив дивана, на котором они сидели. Джереми опустил руки.
– Но когда она решила, что я враг, – а она решила так сразу после того, как я не согласился с ее фантазиями насчет того, чей это ребенок, – мне уже не было пощады.
Рейчел села в кресло. Джереми продолжил:
– Рейчел, ты знаешь свою мать лучше других, и я уверен, что ты хорошо помнишь ее приступы ярости. Найдя подходящую мишень или повод, чтобы излиться, она уже не могла остановиться. И конечно, нельзя было говорить ей правду. Когда я получил результаты анализа крови, то стал уже не просто врагом, а раковой опухолью этого дома. По отношению ко мне у нее развилась… – он запнулся, подыскивая слово, – мания. Она хотела либо полностью подчинить меня себе, либо изгнать из дома.
– Стереть из памяти.
Он поморгал:
– Что?
– В тот последний вечер она кричала тебе: «Я сотру тебя из памяти!»
Джереми и Морин обменялись испуганными
