крылышкам ее носа, а Мигель истрепал свою бородку, жарко рассказывая о жизни в Барселоне. Несусвета забавлялась с подолом платья, перебрасывая его слева направо, тыкая почти каждого едва заточенными шпильками, а я больше кивал всем, допивая третий коктейль, с которыми непозволительно было повториться, так как каждый из них уникален. Хорхе поддерживал любую тему, иногда, не в силах собрать фразы воедино, он перебивал, но никто не обижался. Волосы его сбились вперед, показав наметившуюся лысину, запонки опять исчезли. Ракель намеренно не замечала его. Женя подхватывал то, что понимал из бесед, языки смешивались, недосказанность была не про сегодняшний вечер. Цвета поплыли, тоже смешиваясь, сторонняя компания, пившая пиво, случайно попробовав коктейли, эволюционировала на глазах. Мы перестали коситься на них, и добро заполнило славный «Бар Баров» до краев.
– Я полюбил «Негрони» не сразу, раза с третьего, – клокотал Хорхе в мое уже раненное им ухо. – Он так понравился, что захотелось узнать состав, научиться его делать. Потом я разочаровался. Когда знаешь, из чего состоит волшебный вкус или послевкусие его, магия пропадает. Сам знаешь… – Он орал мне в ухо, опахивая его пламенем в десятки градусов. – Нет изюминки… Все становится просто, понятно. И банально. Так везде и во всем. Даже с женщинами… Неправильно погружаться во все слишком глубоко, тогда становится неинтересно, мы осознаем, что все сложное – просто. Смешай простое с простым, и появится сложное… Вот! – Он тряхнул головой, собираясь с мыслями, и опять неуверенной походкой уклонился в шкаф, притянув за собой Евгенио. Напоследок испанец сказал: – Хороший пример этого – набор музыкальных нот!
– …ужасно! – громче, чем обычно или нужно, вещала Лаура. – Нарезанный микс адовой попсы растерзал мои уши. И это «Pacha», заведение, о котором я так много слышала? Которое принадлежит Питу Тонгу. И куда – послушайте! – смотрит этот Пит Тонг? Это же провал провалов! – Странным образом территория карих глаз ее разрасталась, занимая все больше места на продолговатом лице.
– Милая, – обнимал Мигель ее за плечи. – Ты была в плохом настроении. Оно все и определило. Еда в тот день тоже была невкусной, вода грязной, а люди – глупыми…
– Люди делятся на тех, кто вначале перчит и солит еду, а затем пробует, другие – сперва пробуют, а потом солят и перчат, – лепетал на русском женский голос, забывшись, а далее пытался перевести. – Так говорил мой преподаватель философии в институте… Кто из вас кто?
– Я сперва пробую, – отозвался я, сосредоточив чувства в коктейльной рюмке, откуда лилось в меня ледяное снаружи и горячее внутри волшебство.
– Я сперва перчу-солю, – оформили секундное мое пробуждение несколько голосов на испанском.
– Я только перчу, – сказал Евгенио, победоносно оглядевшись. – Но сперва пробую.
– Солю или перчу – это как да и нет. У кого-то только да, у кого-то только нет, а кто-то весь набор – и да и нет. А главное тут, конечно, – пробую. Но – до или после? То есть поняв настоящий вкус или сразу его изменив… Тот же преподаватель говорил, что
