удобства были на улице – в общем деревянном туалете. Зал был свободный, в нём стояли диван, стол и телевизор, а в спальне – две кровати и письменный стол у окна (массивный, двухтумбовый, списанный в какой-то организации, но это было немыслимым счастьем для меня в те времена!). Над моей кроватью висел небольшой «коврик»: вышитый яркими цветными нитками мулине крестиком лыжник на тёмно-синем фоне, съезжающий с горы на лыжах, а впереди него бежал заяц, вдали стояли ёлочки среди снега. Это произведение мамы осталось в памяти, как символ моего детства: я очень его любила и всегда рассматривала, лёжа, перед сном.
Телевизор в нашей семье появился не сразу. Сначала был один-единственный чёрно-белый телевизор с небольшим экраном – на весь двор! Он находился в соседнем доме, в первом подъезде на втором этаже, в семье Поповых. У них росла дочка Наташа, чуть младше меня, с которой мы дружили в младших классах. Её мама, тётя Маша, была спокойной, доброй женщиной, никогда не выгоняла ватагу ребятишек, пришедших смотреть детскую передачу. А мы были рады-радёшеньки, сидя на полу, притихшие, смотреть на любимую «тётю Валю» (Леонтьеву), или учить вместе с игрушками слова английского языка. С удовольствием смотрели и детские фильмы 60-х годов. Конечно, мы в душе слегка завидовали обладателям телевизора, и мечтали, чтобы у нас дома он тоже когда-нибудь появился.
Люди жили в те времена бедненько, но дружно и весело. Весь наш подъезд был почти единой семьёй. Казалось, что взрослые все вместе, коллективно, воспитывали своих детей. Почти всегда мы встречали добрые, улыбающиеся глаза соседок, готовых всегда накормить и обогреть, если родителей нет дома.
Самой близкой нам семьёй были Мерчанские. Они жили в квартире№3 на втором этаже, в двух комнатах. А ещё в одной жили бездетные супруги (тётя моего одноклассника Гены Антонюка со своим мужем), как тогда говорили, на подселении. Тётя Зоя Мерчанская, добрая, полноватая женщина, была очень эмоциональной. Её муж, дядя Саша, был больным человеком и часто лежал в больнице. Так и пришлось ей его похоронить, оставшись вдовой, и воспитывать сына Вову и дочь Люду одной. За своих детей она «вставала грудью», если кто-то осмеливался их обидеть, особенно заступалась за младшую – Людмилку. А она, чувствуя это, частенько ябедничала на нас, когда была маленькой. (А позднее, в школьные годы, мы с ней очень подружились). Тётя Зоя выбегала из подъезда, кричала на обидчиков, угрожала. Но очень быстро отходила, всё забывала, улыбаясь, и звала нас к себе кушать. Работала она техничкой в заводской конторе на нашей же улице, за стадионом мехзавода. Тётя Зоя очень любила мою бабушку – Прасковью Андреевну, называя её «нашей мамочкой» (то есть, всего подъезда).
А над нами, в четвёртой квартире, жила тётя Катя Киюта. Работала она учительницей литературы в школе рабочей молодёжи. У неё были маленький сын и муж, дядя Володя, которым она обычно руководила. Внешность у него была приятная, интеллигентная, он был спокойным, никогда не буянил, но иногда
