не было.
Старуха остро взглянула на единственную дылду-внучку, на горластую и не самую умную невестку, на чистые дощатые полы… Не нравились ей на стенах обои в мелкий цветок, цветочки для нее сливались в сиреневые пятна. Большие портреты-фотографии в рамках смотрелись мутно, но она наизусть знала, где лица родителей Анны, а где портрет её ненаглядного сына Серёженьки, погибшего пятнадцать лет на Дальнем Востоке. Он поехал в командировку – с браконьерами бороться. Браконьеров посадили, а Серёженьку не вернешь.
Зато Нинка вся в него – умная и красивая.
– Медицина это неплохо. Нам это близко… – Бабка Полина проморгалась, и цветочки проявились заново. – Но ты особо от трав не отходи. Когда едешь?
Нинка посмотрела на темные образа над телевизором.
– Послезавтра.
Бабка вздохнула.
– Чего, спрашивается, я сюда пришедши? – спросила она у себя самой. – А! Объясняю. Мне показалось, что тёмность какая-то над тобой образовалась, сердце у меня как пузырём замкнуло, вроде ты в город поедешь и там… Но Бог с тобой. В Боровичи, говоришь? Ладно, езжай… Случится там что-то… не знаю. Но лучше судьбе не сопротивляться! Танк плевком не испугаешь!
И она застучала темным скрюченным, со слоящимся ногтем пальцем по столу. От стука подскочили пустые чашки. Мать тоже вздрогнула.
– Я всегда стараюсь ни с кем не конфликтовать, всегда терплю… – начала объясняться Нина.
Бабка ее не слушала. Тяжело встала, подхватила клюку.
– А вот терпеть не надо, это совсем другой случай. Борись за себя, внученька… Анька, где малинишное варенье, что ты в этом году сварила? Ложь две банки в сумку. И до конца деревни меня проводишь, а то ноги плохо ходят.
Нинка, не очень верующая в Бога, на всякий случай перекрестилась на образа.
А Валя все-таки упросила бабку Полину приворожить к ней Пашку. Приходила три раза, плакала и говорила, что её жизнь будет испорчена, если Пашенька вернется от нее к Зинке в малиновку.
– Не самый лучший парень этот твой Пашка, и ребёнок у него, – устало говорила Полина. – Да и глупости всё это, с заговорами. Заговоры не на Пашку или Машку делаются, а для себя, для уверенности.
– Нет, он самый лучший! – настаивала, не слушая ведьмачку, Валентина.
– Хорошо, – бабка Полина чуть хлопнула темной ладонью по столу. – Помогу я тебе. Только обещай, что если пройдет твоя «любовь навеки», ты никого не вини, кроме себя. Теперь запоминай, что делать, и не перепутай.
ИВАН
МОСКВА
Полгода каждый день, идя с работы на съемную квартиру, Ваня с боязнью ожидал, что Нади там не будет. Иногда она, действительно, задерживалась у родителей или у подруги. Но ненадолго и Ваня радостно ее встречал.
Конечно, он не набрасывался на нее с объятьями и поцелуями и уж тем более не тащил в постель. Такого обращения Надежда не терпела. Но он мог хотя бы напоить ее чаем и прилечь рядом
