этом году был засажен только наполовину и запущен, зато разноцветными букетами повсюду пестрели полевые цветы и сорняки. Особенно густо разрослась аптечная ромашка.
Мать вышла на крыльцо старой избы, нагнулась несколько раз в стороны, разминая поясницу. На ней был надет когда-то «выходной» костюм китайского производства. Темно-пестрый, не мнущийся – то, что надо.
Она с улыбкой рассматривала дочь и внука.
– Вы чё так долго?
– Мама, это не коляска, это недоразумение какое-то. – Нина показала руки, испачканные в машинном масле. – Я её везла на себе.
– Ну, скажешь тоже, – мать поправила русые волосы с проступающей сединой. – Ее всего-то шесть человек до тебя таскали, проходи в дом.
Отгородив себя от крыльца коляской, Нина упрямо забубнила:
– Не хочу. Не-пой-ду.
Мать перестала улыбаться, спустилась с крыльца. Не глядя на дочь, раздражившись от ее упрямства, заворчала, поправляя на внуке панамку:
– Чего это «не пойду»? Не слушай ты соседей, предрассудки всё это. Раз уж пришла, заходи. Бабка тебя, который день ждет – помереть не может.
Сдерживая забурлившую злость, Нина старалась не повышать голоса и говорила сквозь зубы:
– Мама, я сюда по жаре тащилась, чтобы она правнука перед смертью увидела, ты же меня упрашивала. Вот иди и сама показывай, только в руки не давай. А я в дом не войду!
Мать не хотела, чтобы свекровь померла. У бабы Полины, как у заслуженного работника сельского и медицинского хозяйства, по деревенским масштабам о-го-го какая пенсия. Все-таки пятьдесят лет Полина Анатольевна отпахала фельдшером. А теперь пенсии не будет, крутись только на свои.
Мимо заборчика бабушкиного участка, откровенно заглядывая во двор, прошла пожилая соседка Роза, остановилась.
– Ну, как там баба Полина-то, а, Сергевна?
Похожая на молодую, лет шестидесяти, бабу-ягу, Роза стояла в полуметре от забора и ближе подходить явно не собиралась.
Мать живо обернулась к соседке, надеясь разговорами сгладить напряженную и неприятную ситуацию.
– Да нормально все, надеюсь, недолго осталось, вот дочка привезла внука. Ты б зашла, Розочка, чайку попили бы.
– Ой, нет. – Соседка обернулась в сторону своего дома. – Идти надо, мой ругаться будет.
И она быстро засеменила, перекрестившись на ходу три раза и тихо повторяя: «Свят, свят, свят…»
Сплюнув ей вслед, мать вытащила из коляски засидевшегося внука, посадила на сгиб левой руки, поправила костюмчик, оглядела дочь.
– Все боятся. Вот родственницу тебе Бог дал. – Она поднялась на крыльцо. – Ладно, стой здесь.
– Мам… – Нина качнулась вперед.
– Не волнуйся, не дам я его ей.
Подождав немного, Нина прошла на огород, и, чтоб не сильно нервничать, привычно прополола грядку с морковью. Разогнувшись, прислушалась. Тишина.
Она обошла
