проведенное время и исчезнет – и я снова останусь один, не зная, куда себя дальше деть до наступления ночи.
Но сегодня, как ни странно, мне везет: она никуда не спешит уйти от меня.
– Два зачета вчера сдала сразу: можно и отдохнуть.
Родители не будут беспокоиться? Нет: как раз сегодня утром они улетели в Трускавец, мама в санаторий, а папа – чтобы ей не быть там одной. Она ездила их провожать в аэропорт; на обратном пути так и не дошла до дому: на бульваре так хорошо в эту пору.
Узнаю, что она учится в вечернем институте, на третьем курсе, и работает в библиотеке. Хочу спросить уже, как ее зовут – но понравится ли ей это: будет похоже на официальное знакомство. Лучше чуть попозже.
Мы сидим на скамейке под каштанами на Суворовском бульваре. Мороженое съедено, ноги отдохнули. Предлагаю ехать кататься по Москве-реке: люблю находиться на воде. Ей тоже кажется, что это неплохо.
– Только опять пойдем пешком, хорошо?
– Но…
– Не бойтесь: я люблю ходить.
И мы снова пошли. Я говорил и говорил: наконец-то была счастливая возможность выговориться – она хорошо умеет слушать, и то, что я говорю, ей интересно. Описываю города, в которых был, музеи, здания, церкви и костелы, среднеазиатские гробницы, мечети и медресе. Называю ей малоизвестные, отмеченные мной для себя в Эрмитаже, лежащего мраморного Авеля работы Джованни Дюпре и картину «Отправление на рынок» Констана Тройона.
Она сдержанно улыбается, когда, по-видимому, не совсем со мной согласна. Но не возражает – пытается понять меня; смотрит прямо в глаза, и я все лучше могу разглядеть ее.
То, что сразу показалось мне во внешности ее недостатками, перестает быть ими: и чуть крупноватые зубы, и чуть отвислая нижняя губа – да все это как-то очень и очень в меру, – настолько, чтобы лишь составлять особую прелесть ее лица. И все время – внимательный взгляд и мягкие теплые искорки, когда она улыбается, и дивно подвижный рот. Смотрел бы и смотрел на нее, не отрываясь. Девочка она, безусловно, интересная: очень-очень многое успела прочесть.
– Мне удается после того, как стала работать в библиотеке, одной из первых прочитать все новинки, которые к нам туда поступают.
– Завидую. А я только недавно «Мастера и Маргариту» сумел прочесть.
– По-моему, совершенно потрясающая вещь.
– Конец жуткий только.
– Да? Почему?
– Помните: их конец – Мастера и Маргариты? Навсегда вместе, но при этом абсолютно отрезанные от всех и всего, замкнутые друг в друге. Ведь это же так страшно; страшней того, что пишет Кафка, – все одно и тоже: без движения, без развития – без будущего.
– Действительно. Странно, я почему-то не поняла это тогда. А Кафку я, к сожалению, до сих пор еще не читала.
– И не торопитесь
