запнулся, вспомнив страшные ледяные глаза иезуита, – ушел нашим путем. А я повернул колесо, как вы учили.
– Дальше.
– Я хотел открыть двери, но ключ пропал. И мы оказались здесь запертыми.
Чем дольше говорил мальчик, тем выше поднималась голова женщины с растрепанными волосами, в помятом платье. Ребенок не говорил ни слова лжи. Но почему маркизе вдруг показалось, что она слышит о событии, произошедшем без ее участия?
Глаза Перетти вдруг потеплели. Он почти улыбнулся, глядя на Бенвенуто:
– Сын мой, ты… вел себя очень храбро. Ты спас меня, понимаешь? Я горжусь тобой и благодарю Господа за то, что он даровал мне тебя.
Лицо мальчика засветилось от восхищения и осознания своей важности. Но он глянул на маркизу и проговорил:
– Синьора Ла Платьер дала мне булавку.
Перетти лишь как-то судорожно двинул бровью:
– Я поблагодарю и ее… Позже. А сейчас, сын мой, возьми в верхнем ящике моего стола второй ключ и приведи сюда своего наставника – кардинала Карреру. С ним я поговорю о вашем наказании, монсеньор Монтальто. За то, что в столь поздний час вы не были в своей постели. И еще, сын мой, пусть монсеньор позовет сюда командира моих швейцарцев. Ступай.
Побледневшие губы женщины сжались в тонкую линию, побелели костяшки на сжатых в кулаки – так, что ногти впились в ладонь – пальцах. Лишь в глазах отражался отчаянно бьющийся в груди крик: «Феличе! Бенвенуто! Я родила его тебе… Я твоя мать!» Но чем отчаяннее был неслышный крик, тем теснее сжимались зубы, и глубже впивались в ладонь ногти. Рядом с этими двумя не было места для третьей.
Перетти проводил взглядом маленького епископа и повернулся к маркизе. Выложившись физически и эмоционально в безумной схватке, сейчас он не испытывал к этой женщине ничего. Лишь страшную усталость и, может быть, совсем немного, разочарование.
– Вы же понимаете, что теперь я должен отдать вас в руки правосудия? Вас просто казнят на площади.
Она молча склонила голову, признавая его правоту. Или для того чтобы он не смог прочесть так и не высказанные слова в ее взгляде. Но уже через мгновение Юлия вновь смотрела в его глаза:
– Это ваше право.
– Я знаю! – раздраженно проговорил он.
Папа попытался рассмотреть свою спину, впрочем, вполне безуспешно, досадливо поморщился.
– Ну? Вы добились того, чего хотели? Увидели сына… Дискредитировали мою охрану… Испортили любимый кабинет… Избавились от нелюбимого мужа…
Брови женщины дрогнули, на лице проступило упрямое и, одновременно, печальное выражение:
– Увидела, – проговорила она вслух, а про себя подумала: «Только он так и не узнал, кто я…»
– Уж простите, не представил вас. Как-то неуместно показалось. У мальчика сложилось бы странное впечатление о том, что такое любящая мать.
– Зато вы показали себя прекрасным любящим отцом, –
