на прощание, свирельцы, очень довольные, расходились по домам. И тогда Тромбус изливал друзьям свою горечь.
– Ах, я просто в отчаянии! – восклицал он, нервно потирая виски. – Им только и подавай пустые песенки!
– Это вы зря, – успокаивал маэстро учитель Минус, – ваши плясовые и весёлые песенки очень недурны! Но, – учитель поднимал палец и шевелил им, – безусловно, людям нужна и такая музыка, при звуках которой хочется торжественно снять шляпу…
– Свирельцы не умеют думать про серьёзное… Потому они и серьёзную музыку не любят, – говорил Гранат и в задумчивости поднимал кустики бровей.
– Думать о серьёзных вещах – это наше с вами дело. А народ наш любит плясать. Что в этом плохого? – заступался за свирельцев учитель Минус. – Пусть каждый живёт, как ему нравится. Свирельцы бесхитростны – вот и веселятся от души.
– Они добродушны и не портят друг другу нервы, – присоединялся к Минусу доктор Гематоген. – Уважаемый маэстро, успокойтесь. Вам вредно волноваться.
А Карало молча трогал коленку и протягивал друзьям альбом с портретами свирельцев, раскрашенными в голубые, розовые и жёлтые цвета. Это были любимые цвета свирельцев.
С альбомных листов смотрели такие смешные и симпатичные физиономии, что, глядя на них, все начинали улыбаться. Даже маэстро переставал тереть виски и закладывал за щёку тянучку.
– Хотят плясать – пусть будут плясовые. В конце концов, их мне сочинять легче, а здоровье дороже всего, – бормотал он, успокаиваясь.
Положив подбородок на этюдник, Карало смотрел, как портреты его ходят по рукам, и глубокомысленно изрекал:
– Эти голубые и розовые цвета – не то… Это – не главное… Палитра бедная…
Он долго качал головой и так стискивал губы, будто поклялся не раскрывать рта до конца дней своих.
Никто, конечно, ничего не понял, но добиваться у художника пояснений было бесполезно.
Карало был известный молчун и открывал рот только в крайних случаях. Друзья привыкли к этому и не приставали к нему с расспросами.
Благополучной и беззаботной была жизнь свирельцев, и другого счастья они не знали, а потому и не хотели. Так бы и жили они – долго ли, кто знает! – если бы однажды мудрец Гранат не прочитал в старинной книге такую легенду.
Жил-был когда-то на свете чудак Садовник. Какие только цветы и деревья не росли в его саду! Но нет, не было ему в этом радости. Задумал Садовник вырастить такое дерево, каких не видывал ещё белый свет. И как задумал, так и сделал.
Семь ли дней растил он то дерево или семь лет, только вырастил. Дыханием своим грел землю у ног деревца, чтобы крепче стояло, песни пел, чтобы веселей звенели на деревце листья.
Помогали Садовнику друзья. Тоже дышали на деревце, тоже подпевали.
И верно, не видал ещё белый свет такого дерева. Ствол его был крепким, крепче
