прицелиться, как полетел кубарем и угодил в костёр.
– Ой, ой, обжёгся! Что ты лезешь! Я и тебе дам попробовать! – завизжал он.
Но Рулька не слушал, а что есть силы тузил врага, так, что зелёные искры из Гнилушкиных глаз рассыпа́лись по всему лесу.
Шум этот привлёк внимание милиционера Гарпуна, который как раз оказался поблизости, на берегу Свирельки. Гарпуну очень хотелось стать моряком, и он любил иногда посидеть у реки, порыбачить или просто в тишине помечтать о море, о том, как он, Гарпун, стоит на капитанском мостике, а свежий ветер надувает белоснежные паруса.
Услыхав Гнилушкины вопли, Гарпун отогнал приятные видения и поспешил на место происшествия.
Он взял под козырёк, пыхнул изогнутой трубкой и крикнул басом:
– Что случилось, тысяча морских чертей?!
Но, вспомнив, что он не капитан, а милиционер, Гарпун спрятал в карман свою пиратскую трубку, достал свирель-свисток и пронзительно просвистел ноту до.
– Тронешь ещё хоть одну птицу – голову оторву! – помотал кулаком перед Гнилушкиным носом Рулька. – Вот что наделал, – добавил он, показав на подбитых птичек и разорённое гнездо.
Гнилушка хотел было по привычке притвориться невинным, но Гарпун важно тронул бакенбарды, похожие на куски мочалки, снова взял под козырёк и громовым голосом приказал:
– Следуйте за мной!
А когда Гнилушка попытался улизнуть, Гарпун сгрёб его в охапку и понёс. Разбойник визжал на весь лес и кусался, но милиционер не очень-то обращал на это внимание.
– Гром и молния! Это настоящий припадок бешенства, – ворчал он. – Срочно покажу его Гематогену.
Рулька плёлся вслед за Гарпуном, неся в подоле рубашки подбитых птичек. Деревья, на боках которых Рулька не раз выреза́л своё имя, укоризненно качали ветками, птицы, в которых он понарошку целился из рогатки, тонкими голосками выкрикивали что-то сердитое, а белка, которой Гнилушка спалил пушистый хвост, прыгала с ветки на ветку и всему лесу показывала на Рульку голым прутиком хвоста.
«Так мне и надо!» – горько думал Рулька, бережно прижимая птичек. Одна из них была совсем плоха. В клюве своём она держала мошку, – видно, несла её на ужин птенцам. Две другие тоже едва дышали.
Когда Гарпун принёс Гнилушку в больницу, Гематоген долго прослушивал и ощупывал его, заставлял высовывать язык и говорить «а-а-а». Особенно внимательно Гем разглядывал Гнилушкины глаза.
– М-да, – в раздумье сказал Гематоген своему ассистенту Витаминчику и медицинской сестричке Ампулке, – подозреваю самое худшее… Посмотрим, однако, что покажут анализы.
– Больного нужно изолировать: он может заразить других, – сказал осторожный Витаминчик, и кончики его ушей запылали от беспокойства.
Гнилушку отвели в изолятор. Гарпун, козырнув, зашагал прочь. А Рулька позвал сестричку Ампулку. Она всегда ласково говорила «детка» и большим и маленьким и умела не больно вынимать занозы.
Отдав
