и протягиваясь через меня, выхватывает предметы, кидая их обратно этим людям. Зажегся желтый, затем зеленый свет и мы движемся. Четверо мужчин бегут за нами, пока не отстают. Я оглядываю их, пытаясь понять их намерения.
– Тебе наврятли нужны эти вещи! – говорит Джеймс, глядя на меня из тени кепки.
Далее я замечаю людей, дремлющих на картонных коробках, кушающих рукой еду с бумажной плоскости, сидя на земле, и человека с малым количеством белых волос, который тоже сидит в белых тонких штанах на земле. Он натирает себя белой пеной, Юно говорит «мылом – средством для поддержания гигиены», под струей воды, вытекающей из железного крана, неожиданного сооруженного вдоль тротуара. Люди вынуждены периодически умываться, так как не имеют эластомерных костюмов, подобно нэлского, которые могут сохранять гигиеничность тела. Я сняла свой костюм, следовательно, теперь я, как человек, тоже буду вынуждена очищаться водой.
Разглядывая представителей своего убежища внимательнее, я начинаю постепенно привыкать к их необычному внешнему облику. Теперь, в визуальном сравнении, я могу определить, что глаза человека, находящегося рядом со мной, большие среди других людей, встречающихся на нашем пути.
На тротуарах я начинаю наблюдать испражняющихся землян под деревьями и столбами. Они так же, как и вмятины автомобилей, кажутся обязательными элементами, которые следуют правилам уличного движения. Учитывая то, что я теперь буду снабжаться через пищевой тракт, мне предстоит произведение данного действия. Первоначально будет боль, которую я не смогу дисквалифицировать посредством нэби. Юно уверяет меня, что данный акт землян не должен быть произведен при общественности. Это нужно делать в закрытых специально отведенных местах. Это правило предоставит благоприятное условие моей ситуации. Никто не сможет заметить мое неумение и предстоящую боль.
Продолжая наблюдать за обитателями данной местности, которые едят на улицах рядом с дымящимися очагами, испражняются, ковыряют в носу, в ушах, несут отходы коров и плюют черными жидкостями, я начинаю чуять антипатичные запахи. Отовсюду веет сильно отличительный от окраинного запаха – запах разлагающихся отходов. Он бесконтрольно прерывает мое восхищение от свежести утреннего ветра. Мой нос начинает борьбу с местным воздухом, не допуская его к легким. Мне становиться интенсивно неприятно. Мой внутренний мир требует незамедлительно вернуться обратно в пустыню.
Джеймс Кроу, взглянув в мои максимально раскрытые глаза и сморщенный нос в попытках торможения вдыхания, обращается ко мне:
– В вашем детском доме всегда веяло свежестью? – он тормозит на красный свет светофора и, прищурившись от света, оглядывается по сторонам. – Не все так плохо, как кажется. Дай городу шанс. Он тебе понравиться.
Его слова призывают меня не разочароваться. Они настраивают меня на позитивный итог. Но я не была намерена возвращаться
