style="font-size:15px;"> Надо говорить, иначе отрублюсь от боли. Жаль, нет противошокового. Кстати, надо навспоминать лейтенанту что-нибудь про боевые аптечки. Говорить! Говорить, чтобы жить! Или петь:
Что мне за роль выдала боль? С головой!
Нет мне мечты – встать у черты роковой.
И никогда я не просил – я так жил
Болью своей, ролью своей – я не дорожил.
По раскрашенной душе моей
На обратной стороне написал: «Поверь!»
Время развевало в дым следы
Что осталось мне теперь?
Собирать свои дары.
По временам выпало нам
По рукам!
Быть красотой, стать высотой
Дуракам!
Так и терпел, жизнью кипел,
Истину имел,
Долго не ждал, сил не терял,
Что же нужно нам?
Вот так и сидел, пытаясь петь, но на самом деле просто выл, раскачиваясь, с закрытыми глазами.
Полевая медицина по-уральски
Её я почувствовал. Открыл глаза. Она бежала по тропе, сверкая изумрудными молниями из глаз, отмахивая рукой. Коса причальным канатом билась сзади, косынка сползла, полы платья заткнуты за пояс.
Подбежала, на долю секунды обняла, чмокнула, и упорхнула, прежде чем я начал отстраняться. Им помощь была нужнее – я не помру, я же, блин, долбаный горец! Дункан, мать его, Макклауд! Но она и сама это знала. Упорхнула мне за спину, к Прохору.
– Жив? – спросил я, так как сил повернуться не было.
– Выживет.
– Поправишь?
– Да. Живород сделаю.
– Как? Он же твой сын!
– Дурашка! Тем более, что сын! Его поток жизни я знала всю его жизнь, он же – сын мой!
– То, что было тогда – это установление соединения? – Дошло вдруг до меня. – Это мы так синхронизировались?
– Милый, не мешай!
– Нокия, конектинг, гля, пипл! – выругался я. Всего лишь синхронизация исходящих частот биоритмов. Вот и всё. Никакой магии.
Передо мной встал какой-то дедок векового внешнего вида.
– Что? – спросил я.
Дед обошёл меня с фланга, долго присматривался подслеповатыми глазами к морде поверженного зверя, потом рухнул перед медведем на колени и сказал:
– Прости, хозяин!
Чокнутый какой-то. От старости мозги совсем набекрень пошли. Хотя меня такая же судьба ждёт. Если у меня сейчас шифер крыши лопнул и расслоился, то что будет в его возрасте?
Дед меж тем рукой закрыл глаза медведю. Медведю. Я сам так делал. Людям. А это – зверюга. Большая, свирепая, умная, но зверюга. Что он там бормочет?
– Совсем озверел хозяин. Люди тебе совсем места не оставили. Лезут везде, воняют. Лес изводят. А как нехристь пришёл – так лес валят круглые сутки. Так, дети при чём, Миша? А эти вои – достойные. Смерть твоя была достойна, упокойся. Честно они тебя взяли, копьём и ножом. Грязно только. И всю шкуру испортили.
И тут дед достал из голенища нож.
– Вой,
