Силу зверя, что ещё?
– Нет, не почувствовал, дед.
– Отец, он и так зверь, – сказал лейтенант, – Медведем кличут и так. И с этим боролся как медведь. И одолел. Лучше мне дай. И этому вот, что лежит. А то умрёт.
– Дарья Алексеевна здесь, не умрёт, – ответил дед, протягивая печень лейтенанту, пристально глядя на меня. Я усмехнулся и отмахнулся от него.
Подошла Даша. Вся посеревшая, потухшая, будто её в придорожной пыли вываляли. Изумрудные глаза стали цвета листвы позднего лета, когда они пылью покрыты, лицо посерело, постарело, пролегли глубокие морщины. Губы тоже бетонного цвета. Даша отобрала печень у лейтенанта и вцепилась в неё. Чуть ли не с кошачьим урчанием.
– Жив? – спросил я.
Она кивнула, не отрываясь от печени зверя.
Странный тут народ живёт.
Дед опять удивил – протянул Даше пить, но не флягу, к которым я уже привык, а какой-то кожаный бурдюк, заткнутый деревянной пробкой. Я такие только в кино рыцарских видел.
Даша напилась, посветлела. Дед дал мне бурдюк, приставив горлышко прямо ко рту.
– Пей, болящий, живую водичку.
Ага, как в сказке. Но лучше бы мертвой водички – спирта, граммов триста принять.
Вода была вкусной. Чистой, прохладной. Родниковой.
Даша тут позвала деда. Она водила над Громозекой руками. «Сканировала»? Теперь я понимаю, почему у нашей медицины вековое отставание от остальных. Зачем вкладывать средства, строить производство медоборудования и лекарств, развивать меднауку, а всё это очень дорого, а отдача несущественна. Или вовсе отсутствует. Зачем? Если всё это само народилось. Тут за раз и магнитный резонатор, и узи, и вообще академия меднаук в одном миловидном лице. Целый поликлинический комплекс с именем Даша, одна заменяющая сотни врачей и десятки этажей оборудования. Реально проще к ней приехать и отдать пусть и много, но несравнимо меньше, чем десяток процентов ВВП. И вероятность выздоровления выше. А разве мало таких? Я за две жизни троих уже встретил. Именно лечащих. Не говоря об иных спецах.
Пока я лениво предавался размышлизмам, дед, повинуясь жесту Даши, разрезал гимнастёрку на груди Громозеки и облил его грудь и живот из другого бурдюка. Мёртвая вода?
– Разрыв внутренних органов от удара, внутреннее кровотечение, – пробормотала Даша, моя руки «мёртвой водой», что лил ей дед.
Икать! Даже в наше время – труп. Не факт, что довезёшь, что успеешь, что окажется достаточно квалифицированный хирург и что он вообще будет, хирург этот.
И тут Даша приставила ладони к животу Громозеки, надавила, будто хотела проткнуть пальцами ему пресс. Икать тому менту три раза! Брызнула кровь, пальцы Даши стали погружаться в живот Громозеки, как в тесто. Меня затошнило, лейтенант – рыгал. Я отвернулся.
Блин, всё уже было! И мозги на лице, и кровь чужая заливала, и кишки наружу, оторванные руки-ноги-головы. Люди, взрывами превращённые в суповой набор, мои бойцы, зажаренные в самоходах и танках до углей, всё видел, а вот такого не приходилось. И было неприятно. Понимаю – она знает, что делает, она так лечит, но,
