громкий лай. Грязнуля и Пачкуля оживленно приветствовали бабушку из-за забора, но в кухне сгустилась почти осязаемая тишина. Я потянулась к своей ложке, но снова отложила ее в сторону.
Оуэн пристально смотрел на меня.
– Ты в порядке?
Нет, я была не в порядке, но пускаться в объяснения было выше моих сил, поэтому я только кивнула и вытерла вспотевшие ладони салфеткой.
– Спасибо, что помог бабушке отремонтировать дом, – сказала я, с беспокойством поглядывая в коридор, где находился страшный шкаф.
Оуэн смущенно откашлялся.
– Да, получилось вроде неплохо, – сказал он. – Правда, мы закончили буквально на прошлой неделе…
В его словах я уловила скрытый подтекст.
– Ты приглядывал за ней все это время?
– Тетя Мэри может и сама о себе позаботиться.
– Я знаю, и все равно… Я за нее волнуюсь.
Оуэн потер шею ладонью.
– За то время, что я работал в Мексике, тетя Мэри, конечно, немного постарела, да и сил у нее стало поменьше, но… Если не считать частых головных болей, она ни на что не жалуется. Крепкая старушка.
– Каких головных болей? – удивилась я.
– Это ты сама у нее спроси. Я спрашивал, что с ней такое, но она ничего мне не сказала.
– Ладно, спрошу. – Я запустила ложку в миску с морковным салатом и переложила немного к себе на тарелку.
– Я тебе звонил.
Я снова замерла, так и не донеся ложку до рта.
– Сразу после того, как ты уехала. И потом тоже. – Оуэн потер руками колени. – Честно говоря, я звонил тебе, наверное, тысячу раз.
– Я знаю, – ответила я, пристально глядя на салат в тарелке. На Оуэна я смотреть боялась, потому что боялась увидеть на его лице боль. Боль, которая может бумерангом вернуться ко мне.
Я уехала из Пасифик-Гроув учиться в колледж за несколько недель до того, как Оуэн отправился на два года в Мексику – строить дома для бедняков. Перед расставанием я сказала, что больше не хочу с ним встречаться. Он, конечно, возражал и даже пытался убедить меня, что мы все-таки сможем быть вместе, даже несмотря на то, что случилось с моими родителями. Наверное, Оуэн был прав, и в перспективе это никак не повлияло бы на наши отношения, однако в те дни я была слишком потрясена, растеряна и не могла думать здраво. В конце концов я сделала то, что, как мне казалось, было единственным разумным решением: я солгала, сказав Оуэну, что разлюбила его.
– …А потом ты сменила номер.
Это тоже было правдой. Я сменила номер своего мобильного, чтобы у меня не было соблазна ответить на его звонки. В конце концов его упорство сломило бы мое сопротивление, и тогда мне пришлось бы признаться, почему я сбежала от него на самом деле. А мне этого не хотелось – не хотелось говорить ни ему, ни кому-либо другому, так я в то время боялась самой себя. И еще я боялась навредить Оуэну, сделать что-то такое, о чем мне придется жалеть до конца моих дней.
– Я даже
