они такими и являются в действительности, и по мысли, и по способу изложения, разве только с незначительной заменой однозначащих слов.
В этом случае, конечно, является сомнение: неужели можно запомнить точные фразы, сказанные тридцать, сорок, а то и больше лет назад? Но они повторились в моем присутствии по разным случаям или не раз рассказывались отцом и другими очевидцами и рассказывались всегда одинаково. А свою память я проверяла на цитатах, приводимых в главе «ЕСЛИ любите меня» и в других. Особенно выразительна для меня цитата: «АЩЕ кто без повеления местного епископа…» Я записала ее, не зная, откуда она, и только через несколько лет смогла проверить. Она оказалась правильной. Судя по этому, можно верить, что правильно приводятся и другие слова. Все я старалась записать так, как вижу перед собой до сих пор, вплоть до движения руки, сматывающей веревку от змея.
А глава «Съезд», конечно, не является стенографической записью происходившего, но приближается к тому, как и последующие, где уже нет и группировки событий; они следовали одно за другим с такой быстротой, что впору их разделять, а не уплотнять.
Сознаюсь, были некоторые соблазны, хотелось иногда вставить слова, которые были в духе описываемых людей и даже, весьма возможно, что были и сказаны. Но сказаны ли в действительности, на это нет ни намека в моих воспоминаниях. Поэтому, хоть и с сожалением, их приходилось отбрасывать, потому что написанное мною не более как воспоминания, а не повесть, хотя бы и биографическая.
Одним словом, ко всему написанному следует относиться с таким же доверием, как и к запискам любого свидетеля любых исторических событий, хотя рассказ ведется не в первом, а в третьем лице. То есть, тут могут быть незначительные, в мелочах, ошибки памяти, неясные формулировки (где я говорю от своего лица), но ни слова вымысла.
Часть I. «Будь верен до смерти…»
Отец Сергей Самуилов
1929 г
Глава 1. Батюшка Костя
Кто имел силы пережить, должен найти силы помнить
Посвящение о. Константина стало как бы личным делом для всего города. Даже татары заходили в собор «молодой мулла поглядеть». Приход о. Сергия, а теперь о. Константина граничил с татарским концом и отчасти врезался в него. Когда молодой священник бывал там, встречавшиеся татары приветливо кланялись, а кое-кто говорил ободряюще: «Не робь, бачка, не робь!» (не робей).
Тем с большей любовью относились к нему прихожане и пожилые, чувствовавшие в какой-то мере ответственность за него, за свою смену, и его ровесники, и бывшие товарищи. В это время и возникло ласковое наименование – «батюшка Костя», которое даже не близкие к церкви люди вспоминали и с лишним сорок лет спустя. В этом выражении не было ни капли фамильярности или пренебрежения к его молодости, скорее какая-то родственная теплота и постепенно усиливающееся
