что мое пребывание у вас нежелательно… К кому же, как не к министру печати, я могла обратиться с таким вопросом?
– Анастасия Михайловна, вы перенервничали, – этак свысока выплюнул Колобок, высоко задирая свой остренький подбородок. – Уверяю вас, все эти заговоры вам просто мерещатся. О ваших неприятностях я ничего не знаю. Поезжайте лучше домой спать.
И, давая понять, что аудиенция окончена, он развернулся и, гордо вскинув голову, засеменил обратно к дому.
Ничего себе, безобидный Колобок! Я даже не успела обдумать, чем могла быть вызвана такая внезапная перемена в его манере обращения со мной, как передо мной внезапно вырос Ислам. Откуда он взялся, я понятия не имела. То ли, как тать в ночи, крался за мной по пятам. То ли соткался из самой окружавшей нас непроглядной высокогорной тьмы.
– Ты хотела со мной поговорить? – спросил он этим своим бесцветным, лишенным интонаций голосом.
И мне не оставалось ничего, кроме как кивнуть. Убедившись, что ответа на заданный прямо вопрос я здесь ни от кого не добьюсь, я решила подыграть Исламу. Ведь не зря же он культивировал этот образ темной лошадки. Наверняка ему лестно должно было думать, что его считают этаким серым кардиналом и слегка побаиваются. И потому, подпустив в голос благоговения, в который раз уже за сегодняшний день начала рассказ о своих злоключениях.
– Ислам, ты ведь все про всех знаешь, правда? Один ты можешь мне помочь. Честно, у меня на тебя вся надежда. Представляешь, мою пьесу сегодня сняли с репертуара сунжегорского театра. А ведь Мурзыкаев сам меня к ним звал, прямо-таки уговаривал. Но мало этого, потом мне еще и из Москвы позвонили и объявили, что книгу об Ахмедове я писать не буду. Ислам, дорогой, помоги мне, объясни, кого и чем я задела. Чьих все это рук дело? Ведь лучше тебя никто в сунжегорском закулисье не разбирается…
Ислам, слушая меня, едва заметно кивал, будто бы мои несчастья совершенно его не удивляли. Наоборот, он словно предвидел все это, и мои слова только подтверждали его давние соображения. А потом вдруг заговорил, но, как мне показалось, совсем не о том, о чем я его спрашивала.
– Пойдем прогуляемся, – сказал он.
И, подхватив меня под локоть, повлек к калитке.
– Подожди, зачем? – пыталась возразить я. – Я задала тебе вопрос. Ты что-то знаешь? Можешь помочь мне?
В ответ Ислам лишь загадочно блеснул глазами и крепче стиснул мой локоть. Мне совершенно не хотелось никуда с ним идти. Неизвестно было, кто мог бродить за забором в этой глуши. Да и перспектива попросту свернуть себе шею, пробираясь в непроглядной мгле по горным тропам, меня совершенно не прельщала. Однако я вдруг подумала, что Ислам вполне может хотеть сообщить мне о чем-то конфиденциально, без лишних ушей. Тогда это его предложение прогуляться – ночью, в глуши, среди гор! – становилось в общем-то понятным.
Мы отошли с ним довольно далеко от дома Артура. По дороге я дважды подворачивала ноги, один раз получила веткой по лицу и успела мысленно
