нём на меня посмотрел бы. Андарх, не андарх…»
Светел сыграл песню ещё несколько раз. Сперва – по-простому, бряцаньем. Затем переборами. И наконец – как Крыло. Лихой полёт снова удался хромыми подскоками.
Спрятал гусли в чехолок, понёс в шатёр. Равдуша теплила очажок, топила снег.
– Далеко собрался, сыночек?
– В ряды пойду. На кожи взгляну. Благословишь ли?
«А ещё – за протоку, где дружина стоит…» Он боялся, что мама угадает и запечалится, но она лишь спросила:
– Жогушку поведёшь?
Светел вздел нарядный кафтан, улыбнулся:
– Занят Жогушка. Плетня ровного добивается.
Братёнок в самом деле поуспокоился, перестал ждать немедленной хвалы. Обтягивал ремешки, присматривался, расплетал. Верил: когда-нибудь начнёт получаться. Доходить своим умом и руками вдруг показалось забавней всякой игры. Даже веселей, чем гулять с братом по торгу.
У бабушкиного рундука взволнованно переминался Кайтар. Держал в одной руке Воеводу, в другой – Невесту, самую красивую на прилавке. Размахивал обеими куклами, сводил, разлучал.
– Поздорову ли, братейко! – обрадовался он Светелу. – Слыхал?
– Что слыхал?
– Ли́чник с куклами вышел! С маньяками самодвижными! Про Владычицу сказывает!
– Про Владычицу?
– А ещё про царей и Беду!
Ерга Корениха пронзительно взглянула на внука:
– Сходи, Светелко. Только… плащик с колпачком накинь, ветер больно холодный.
Он запнулся, вздрогнул. Слова про холодный ветер она велела ему запомнить ещё по дороге сюда.
– Строго тебя бабушка водит, – посмеялся Кайтар, пока шли. – Женить скоро, а она бережёт! Кутает, ровно Жогушку.
– Я ей Жогушка и есть, – буркнул Светел. – А женить не женят, не дамся.
– Брата искать пойдёшь?
Кругом шумели ряды. Высоко взлетали качели, раздавался девичий визг. Две немолодые бабы плыли об руку, несли горшочек пива, латку с жареным ко́ропом – выбирать косточки за долгой беседой.
Сомнения, громоздившиеся в сумраке полога, при свете дня поблёкли, рассеялись.
– И пойду.
– Скоро ли?
– А как братёнка наторю лапки гнуть. – Подумал, сам спросил: – Личник, значит?
В Левобережье людям не велено было жаловать скоморохов, лицедеев, гудцов. Всех, кто потешает народ, отрицает Беду.
– Личник, да не из тех, – загордился Кайтар. – Послушаешь, как Владычицу славит.
Светел жадно спросил:
– Неужто в гусли играет?
Сипловатый, прихотливо подвывающий голос шувыры был слышен издалека. В самой середине рядов, где искусные ткахи хвалились одна перед другой красным товаром, стояла высокая палатка, открытая с одной стороны. Входные завесы были сшиты из лоскутков, зелёных и жёлтых. Яркие полотнища светились под угрюмыми небесами. Их широко раздвинули в
