style="font-size:15px;"> Легенда
И без того маленькая, душная комната подвального помещения становилась еще меньше, по мере того как Павел Викторович Русланов, изучая дело, курил папиросы, выпуская клубы дыма. Порой он постукивал костяшками пальцев по поверхности стола или крутил спичечный коробок то в правой, то в левой руке. Сколько времени ушло на чтение медицинской карты Рощина, я не знал – может быть, час, а может, и все три. Его глаза бегали по строчкам, и порой губы шевелились, словно он читал вслух, только разве что беззвучно. Русланов перекладывал листы из одной стопки в другую, лишь только взглянув на новые сведения, которые были на них запечатлены. Это была обычная медицинская карта больного, и мне было не известно, что именно Русланов хотел в ней найти. Порой он обращался к своим молодчикам – то к одному, то к другому – с просьбой разобрать слово или предложение в записи, сделанной опытной рукой врача.
– Бардак, – вдруг сказал Русланов, откинувшись на спинку стула и бросив бычок папиросы под ноги. Затем он встал, прошелся взад-вперед, тяжело дыша и о чем-то думая. После он остановился за моей спиной и наклонился ко мне.
– Значит, говоришь, никакого товарища Рощина ты не знаешь?
– Нет.
– О плане побега тоже?
– Не осведомлен.
– Так-так, – заинтересовался Русланов и, обойдя меня с правой стороны, вернулся на свое место и сел. Он сверлил меня взглядом, но не задавал ни единого вопроса, словно пытался проникнуть в мои мысли и прочесть все, что я знаю. – «Не осведомлен», говоришь?
– Нет.
– Как давно ты находишься в этой больнице?
– С весны.
– Что «с весны»? Год, месяц, число, – и на каждое сказанное слово он стучал по столу ребром ладони.
– Апрель-май этого года, точно сказать не могу.
– Какого «этого» года? – более спокойно спросил Русланов, и я почувствовал, что за этим вопросом что-то есть, вроде второго дна.
– Одна тысяча девятьсот… – но тут я замолчал, пытаясь понять, какой сейчас год, и было ли все происходящее в этом году или, может быть, это было в прошлом, а может быть, и в позапрошлом году. Я думал, что держу ситуацию под контролем, что трезво рассуждаю, но, как оказалось, моя память дала сбой. Я начал думать о том, чего я еще не помню и, как оказалось, дыра в моей памяти была огромной.
– С кем из больных вступал в контакт, вел беседы? – Русланов взял листок и уткнулся в него, что означало, что он сверяет мои ответы с данными, имеющимися у него.
– Захаров из сто пятнадцатой, Демьянов из двадцать четвертой, – после моих ответов он едва кивал головой, почти незаметно.
– Климов из девятнадцатой.
Русланов поднял голову и посмотрел на меня своими красными глазами. Затем схватил карандаш и приготовился записывать.
– Последний? Фамилия, имя, отчество, номер палаты.
