от постели. Но как трудно пройти эти три шага!
Царь дотянулся до серебряного колокольчика и отчаянно зазвонил. Ответом ему было молчание. Только шумели под ветром старые деревья в дворцовом парке, да чирикали птицы за окном.
Словно рвота, к горлу подступило раздражение. Тяжелая, мутная злоба затопила все его существо.
Негодяи. Все кругом негодяи и воры. На пирах и парадных приемах они вьются вокруг него, оттесняя друг друга, а сейчас, когда он одинок, болен и беспомощен вокруг нет никого, чтобы помочь.
Вон. Всех вон из дворца. В ссылку. В тюрьму. На плаху.
Но это будет потом, а сейчас надо подняться с постели. Царь Хасилон сбросил на пол атласное одеяло. Он попытался подняться и застонал от невыносимой боли, которая раскаленной иглой пронзила правый бок. Он лежал обнаженный и беззащитный, лишенный всех знаков царского достоинства и власти, – просто больной, старый человек, которому, возможно, совсем недолго осталось жить. Только сейчас он заметил – и ужаснулся – какими тонкими стали его руки и ноги, какая бледная, дряблая у него кожа и огромный отвисающий живот.
Медленно-медленно, держась обеими руками за ноющий бок, царь Хасилон поднялся с кровати. Кряхтя, запахнул полы узорчатого бархатного халата. Скорчившись, лишь бы не потревожить больное место, он сделал шаг к заветному шкафчику… И упал на пол, больно ударившись локтем. Тупое покалывание в боку перешло в острую, раздирающую боль. Серебряный колокольчик остался на столике у кровати, недосягаемый, как созвездие Мудрых Дев.
Царь Хасилон, самодержавный правитель Сафата, властелин над жизнью и смертью многих тысяч своих подданных, лежал в халате на полу своей спальни и плакал от боли и унижения.
Если бы Тастум Аллис, рядовой дворцовой охраны, не был тупым и неуклюжим деревенским олухом, призванным на службу всего месяц назад, дальнейшая история Сафата могла пойти совсем по другому пути.
Фаррах, начальник третьего отряда дворцовой стражи, шел по коридору быстрой и уверенной походкой военного человека. Тяжелые сапоги из воловьей кожи мерно отбивали такт его шагов по узорчатым черно-белым плиткам пола.
Аллис уже сидел в гарнизонной тюрьме. Нет, ну это надо умудриться – порвать на спор тетиву арбалета, свитую из крепких жил горного козла! Верно говорят, что Бог дает или ум, или силу. И, кстати, следует подумать о том, как от него избавиться. Плохой солдат подведет в любой момент. А сейчас надо заменить его солдатом из резерва и взять из обширных дворцовых кладовых новый арбалет.
На мгновение Фаррах заколебался. Ему надо было пройти через правое крыло, но сегодня служанки затеяли большую стирку, а он не любил запаха мыльной пены и мокрого белья. Именно так пахло в маленьком, покосившемся домишке на окраине Дальней Западной деревни, где он родился. Своего отца он не помнил, а мать, худая, рано состарившаяся женщина, стирала
