утро Самуил придумал мне лечение рёбер, требующее постельного режима. Я лежала вся обмотанная какими-то широкими бинтами, и, отговорившись больной головой, уходила от разговоров. Самуилу это категорически не нравилось:
– Катенька, почему ты не хочешь выздоравливать?
– Хочу. Скоро вам уже не придётся носиться вокруг меня. Я буду полностью самостоятельна. Буду гулять на балкончике и любоваться морем и закатами.
– Мне не нравятся твои грустные мысли.
– Ты знаешь мои мысли?
– Я их вижу по кардиограмме.
Далось им моё сердцебиение.
– Самуил, я уже взрослая девочка и могу сама решать проблемы своего нервного устройства.
– Бог мой, этого я и боюсь! Насочиняешь себе ужасов и будешь страдать.
– Ужасы я уже видела, сочинять нет необходимости.
Он сразу замолчал и как-то съёжился, не ожидал видимо такого оборота. С ним я никогда не говорила о том, что произошло в санатории. Я была как бы простым пациентом, хотя была уверена, что он в курсе – откуда я появилась. Собравшись с духом, он сказал:
– Не волнуйся, девочка… всё будет хорошо.
Больше мы не возвращались к этому разговору. Самуил распеленал меня только после того, как ушёл Олег, присланный пригласить меня на ужин. Вздохнул несколько раз, пожелал доброй ночи и ушёл.
Ночью мне приснился кошмар: я бегала вся в крови по какому-то дому, который оказался гимнастическим залом, и кричала, кто-то в темноте пытался меня поймать, но я убегала в страхе. Волна холодной воды привела меня в чувство. Вся ещё в плену кошмара, я пыталась куда-то бежать, но сильные руки обняли меня и удерживали, пока я окончательно не проснулась. Это оказался Глеб. Наконец, он спросил меня:
– От кого ты убегала?
– Наверное… от себя.
Тут прибежал Самуил, стал хлопотать вокруг меня, и Глебу пришлось уйти. Даже напичканная снотворным, я ещё долго не могла уснуть, вспоминая кошмар и объятия Глеба.
Мои мрачные мысли не отпускали меня и на следующий день. Я оказалась не готова к своему чувству. Несмотря на увеличивающийся ком льда, в моей душе всё больше распространялось чувство любви к Глебу. Оно росло, ширилось, отодвигало лёд, хотя растопить его не могло. Видимо, мне суждено умереть не в интригах Глеба, а от разрыва сердца, которое организуют кусок льда и любовь. Вот будет разочарование для всех.
Утром я решила, что мне давно пора стать здоровой и не давать повода заботиться о себе. Эта забота мешала ощущать реальность положения. Когда пришёл Самуил, так и заявила ему – всё, постельный режим отменяется, ухаживания за больной тоже, и я иду обсуждать с Виктором проблемы дошкольного образования в России. Самуил потерял дар речи и так и остался стоять у двери в палату.
Для начала надо было найти приличную одежду, а не этот балахон, в котором я ходила в последнее время. Хотя бы какие-нибудь джинсы и рубашку.
