возникновения этого феномена заключается в том, что на определенном этапе своего существования угнетенные принимают тот факт, что они находятся «в сцепке» с угнетателем. В таких условиях они не способны «воспринимать» его достаточно четко, чтобы объективизировать его, то есть видеть «в отрыве» от себя. Это вовсе не означает, что угнетенные не осознают, что их притесняют. Но их восприятие себя в качестве угнетенных искажается ввиду их погружения в реальность угнетения. На этом этапе их восприятие себя как противоположности угнетателю еще не означает, что они вовлечены в борьбу за преодоление этого противоречия[76]. Этот полюс стремится не к освобождению, а к отождествлению с противоположным полюсом.
В такой ситуации угнетенные не думают о «новом человеке», который должен родиться в результате разрешения этого противоречия, когда угнетение уступит место свободе. В их представлении сам новый мужчина или новая женщина становится угнетателем. Их видение нового человека индивидуалистично; отождествляя себя с угнетателями, они не осознают, что являются личностями или представителями угнетенного класса. Они хотят аграрных реформ не для того, чтобы обрести свободу, а для того, чтобы завладеть землей и стать землевладельцами или, говоря точнее, хозяевами других трудящихся. Редкий крестьянин, «поднявшись» до позиции надсмотрщика, не становится еще большим тираном по отношению к своим бывшим товарищам, чем сам владелец. Это происходит потому, что сам контекст ситуации, в которой находится крестьянин, а именно – угнетение, остается неизменным. В приведенном примере надсмотрщик, если он хочет сохранить свое положение, обязан быть таким же жестоким, как хозяин, а то и более. Это хорошо иллюстрирует наше предыдущее утверждение о том, что на начальной стадии борьбы угнетенные находят в угнетателе модель «состоявшегося человека».
Даже революция, которая преобразовывает конкретную ситуацию угнетения, начиная процесс освобождения, должна противостоять этому феномену. Многие из угнетенных, которые прямо или косвенно участвуют в революции, находясь под воздействием мифов старого порядка, рассчитывают, что это будет их личная, частная революция. Тень бывшего угнетателя до сих пор нависает над ними.
«Страх свободы», которым страдают угнетенные[77], страх, который может как вызвать у них желание принять на себя роль угнетателя, так и навеки приковать их к позиции угнетенных, необходимо исследовать. Один из основных элементов взаимоотношений между угнетателем и угнетенным – это распоряжение. Каждое распоряжение представляет собой навязывание выбора одного человека другому, что трансформирует сознание того, кому выдаются указания, в сознание человека, который подчиняется сознанию распорядителя. Таким образом, поведение угнетенных – это заданное поведение, которое следует принципам угнетателя.
Угнетенные, впитавшие образ угнетателя и принявшие его принципы,
На протяжении всей книги термином «противоречие» обозначается диалектический конфликт между антагонистичными социальными силами. –
Тот же страх свободы также свойствен и угнетателям, хотя, разумеется, в несколько иной форме. Угнетенные боятся принять свободу – угнетатели боятся потерять «свободу» угнетать.
