о «странности»? Тот, кто её лишен? И не является ли отсутствие «странности» синонимом того, что человек на самом деле сам неправилен и лжив? Кто постановил, что «странный» – это отрицательный? Не тот ли, кто настолько сер и неинтересен, что всякое проявление индивидуальности спешит клеймить и загонять в угол?
– Грейс! – раздался крик, но было слишком поздно.
Они только прорвались внутрь, как дверь с шумом захлопнулась. Второй раз люди наступили на те же грабли. Зашли в комнату и не придержали дверь. Второй раз остались наглухо запертыми в четырех стенах. В маленькой комнатке без еды и пищи. Второй раз люди обещали не ссориться и верить друг другу.
Комната на самом деле не была складом для продуктов, она служила кухней, где стояло техническое оборудование. Плиты, мойки, пустые холодильники и шкафы с фарфоровой посудой. Ни окон, чтобы не разносились ароматные запахи. Ни дверей, чтобы посторонние не мешались под ногами.
Всё хорошо, только вот девушка в ночной рубашке почувствовала себя странно. И дело вовсе не в том, что она была странно одета. Ей показалось, что она уже находилась в этой кухне. Только это была не кухня, а та самая комната с пятью углами.
Здесь стояла кровать, слева был холодильник, а теперь она видит гигантскую печь. Потом был шкаф, а сейчас огромная холодильная камера, затем выемка, теперь занятая мойкой. Линолеум наспех был уложен плиткой, обои замазали краской. Потолок побелить не успели: он был желтым, с большим пятном пригари посередине, где, как и прежде, висела хилая лампа.
Это была определенно та же комната. Только наспех модифицированная.
Девушка в ночной рубашке поняла это, прикусила губу и посмотрела на то место, где раньше стоял шкаф с проходом внутри. В этот момент она осознала определенную странность своего положения, странность этой комнаты и отеля, странность своего наряда, поведения и понимания мира. Эта странность бросалась в глаза и шокировала. Она была всеобъемлющей и выпирала наружу. Странность стала нормой, но нормой странной и непонятной.
Мужчина с раскосыми глазами тоже посмотрел в сторону холодильной камеры, но быстро отвернулся.
– Без паники, надо сосредоточиться на хорошем, – сказал он.
– Что может быть хорошего? – съехидничал Оливер.
– Давайте снова поговорим, – продолжил Хиро.
– Отчаянный ты человек, как катастрофа – так сразу «давайте поговорим», – бросила Марианна, рассматривая запертую дверь.
– Маленький сеанс психотерапии, чтобы никто не начал истерить, – Хиро повернул девушку лицом ко всем. – Это, наверное, звучит глупо, но я предлагаю каждому из нас рассказать о своей мечте, и не просто на словах, а представить, будто мечта сбылась. Затем описать чувства, которые вы испытали бы. Возможно, вначале такая исповедь покажется смешной, но сейчас она будет весьма полезна для истощенной нервной системы. Какие-то возражения?
– «Общество анонимных алкоголиков» снова в деле, – усмехнулась Грейс. – Ладно, и надеюсь, будет повеселее первого сеанса.
– Я покажу, что имею в виду.
