вспомнив, как Горчаков в прошлом году по весне примчался к нам в полночь с вопросом, не слишком ли он обременит нашу семью своим обществом до четырех утра, поскольку впервые отвез младшую девочку на ночную дискотеку, в клуб по соседству с нашим домом, и должен быть рядом на случай возникновения нештатной ситуации. Он обещал никоим образом не нарушить наш покой, и если мы не захотим составить ему компанию, готов был бесшумно пить кофе, затаившись на кухне, или прикорнуть на коврике у двери, ожидая телефонного сигнала подать карету к подъезду клуба. Излишне говорить, что вся местная милиция была заранее проинструктирована на предмет обеспечения безопасного веселья малолеток в данном клубе, а также предупрежден на всякий случай дежурный прокурор. Допускаю, что и армия, и флот тоже не дремали, а пребывали в состоянии боевой готовности.
Кроме того, представители организованной преступности, каковые имели несчастье проходить по уголовным делам, находившимся на тот момент в производстве старшего следователя Горчакова, торжественно присягнули, что в эту святую ночь не будут предприняты никакие разборки в радиусе нескольких километров вокруг клуба, и на этой неприкосновенной территории вводится кратковременный мораторий на применение огнестрельного оружия.
Естественно, мы не бросили Горчакова в трудную минуту и до четырех утра морально поддерживали его, рассказывая всякие благостные фантазии о нравах подобных ночных заведений и подливая коньячок. Не знаю, как провела время дочка, а вот трепетный папаша наклюкался не хуже какого-нибудь малолетки, впервые спущенного со строгого ошейника. В общем, ему эта ночь доставила удовольствие. Моему мужу потом пришлось садиться за руль Лешкиной машины и везти разгульную семейку до дому, а я осталась мыть посуду…
Возле метро мы прервали воспоминания, попрощались, и я побрела в монотонном людском потоке в подземку, радуясь возможности идти неспешно и разглядывать творящуюся вокруг жизнь, а не нестись сломя голову, падая с высоких каблуков, расстаться с которыми я отказывалась даже в далекие смутные годы, когда машина для следователя была недостижимой роскошью и пешком добираться до места происшествия, где бы оно ни располагалось, было в порядке вещей, и не вызывало никакого внутреннего протеста. Редко, правда, удается покрутить головой вокруг. Мне кажется, что я всю жизнь, сколько себя помню, все куда-то несусь. Наверное, когда остановлюсь, лягу на диван – то тут же и помру.
Грохот подъезжающего поезда заглушил мои рефлексии; теплая толпа внесла меня в вагон, мимо поскакали фонари туннелей, потом жужжащие, как улей, станции, и вот я уже направлялась к эскалатору, чтобы выбраться на поверхность, по пути глазея на выставленную в торговых лавках белиберду, как вдруг обнаружила, что в недрах моего ридикюля «бормочет» мобильник.
Вытащив его из сумки в надежде, что это не прокурор и не дежурный по РУВД требуют моего возвращения на работу, я все-таки по привычке ответила на звонок слабым голосом, который ненавидит мой муж, утверждая, что у него от этого голоса сразу начинается тахикардия: ему кажется, что я вот только удобно улеглась в гробу
