на поясе гранаты и ножи, на левом плече лыжи, за спиной вещмешки. Хрустко отзывался крепкий снег под валенками, покачивались в такт плечи. Идти вам, ребята, и идти. Кто-то из вас назад придет?
Два тентованных грузовика без номеров уже стали похожи на большие снежные завалы. Из-под которых вились неспешно, пофыркивая, синие дымки выхлопа.
В один грузовик погрузили снаряжение, лыжи, рацию. Туда же подсадили Анку-Испанку. И туда же вскарабкался Ветеран, забросив в кузов свой мешок. Быстро задернул тент.
– Старшина! – окликнул его командир группы. – Отставить!
Молчание. Командир и комиссар растерянно переглянулись.
– Старшина Савельев! Покиньте автомашину! Это приказ!
– У меня свой приказ, – глухо отозвалось из глубины кузова. – Личный.
Полог отдернулся, появилось взволнованное Анкино лицо.
– Товарищ старший лейтенант, ему обязательно надо. У него там мать. И сестра.
Опять переглянулись, уже с недоумением.
– Откуда бойцам известен наш маршрут следования?
– Им все известно, – комиссар поскрипел снегом, переминаясь. – Пусть идет с нами. Полезный боец.
Командир прошел к переднему грузовику, где уже разместился личный состав группы.
– Порядок, ребята?
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – отозвался Сафронов. – Тут даже чья-то добрая душа соломки натрусила.
Командир промолчал. Никто эту соломку в кузов не трусил – в грузовиках завозили корм лошадям. И никакая добрая душа, кроме высшего командования, не знала о предстоящем рейде.
Командир поставил ногу на ступеньку кабины, комиссар уже распахнул дверцу другого грузовика – но затрещал все громче и ближе штабной мотоцикл. Затормозил, развернулся, боец вручил командиру пакет.
Тот глянул, кивнул, расписался, застегнул его в планшетку. Что-то сказал курьеру. Комиссар расслышал только обрывок фразы: «…вскрыть за линией фронта».
Машины тронулись. Взошло солнце…
– Недолго же мы на фронт ехали, – с горечью сказал Сафронов, спрыгивая на землю.
– Ничего, – сказал комиссар, – настанет время, когда мы очень далеко будем от Москвы.
– Долог будет путь, – добавил Савельев, принимаясь за разгрузку имущества. – И не каждый его пройдет до конца.
– Разговорчики! – прикрикнул Бабкин. – Я вас с такими настроениями отстраню от участия в операции. И лишу продпайка, а также фронтовых ста граммов.
– Виноват, товарищ генерал.
Сафронов принимал из кузова вещмешки и лыжи и складывал их на утоптанный снег.
– А что-то тут боя не слышно. Артиллерия спит, стрелки отдыхают. Непорядок на передовой.
– Типун тебе на язык, – сердито выразился подошедший красноармеец. – Вы, что ль, отряд «Смурной»?
– «Суровый», –
