style="font-size:15px;"> – Хорошо. Кстати, это лы-лы-лещина. Лесной орех.
Он устремился вперед прежде, чем она закончила фразу, и сел на землю, привалившись спиной к стволу. Китти замялась, словно ей не хотелось садиться с ним рядом, и он похлопал рукой по земле, расчищая ту от упавших листьев и тонких веточек. Китти все-таки села и расправила на коленях свое полинявшее платье из синего хлопка. Он не столько услышал, сколько почувствовал, как под тонкой тканью колотится ее сердце.
– Когда я пишу стихи, я всегда представляю, что читаю их вслух для тебя.
Они уже перешли на «ты», как-то естественно и незаметно.
Вдалеке прозвенел колокольчик. Как будто где-то в саду паслась козочка, невидимая в высокой траве.
– Почему ты дрожишь?
Он чувствовал запах хлорки, исходивший от ее волос.
– Да. Я прекратила принимать таблетки, и теперь у меня дрожат руки.
Китти придвинулась чуть ближе к нему. Он сначала не понял, как к этому отнестись, но потом увидел, что она уклоняется от цепочки красных муравьев, марширующих у нее под ногами.
– Что за таблетки?
– Я решила пока обойтись без них. Знаешь… это даже приятно: снова почувствовать себя несчастной. Когда я принимаю таблетки, вообще ничего не чувствую.
Она прихлопнула муравья, заползшего ей на ногу.
– Об этом я тоже писала. Стихотворение называется «Собирая розы под сероксатом».
Джо достал из кармана лоскут зеленого шелка и высморкался.
– Что такое сероксат?
– Ты знаешь, что это такое.
– Все равно расскажи, – сказал он, шмыгнув носом.
– Сероксат – очень сильный антидепрессант. Я сидела на нем много лет.
Китти смотрела в небо, вдавленное в вершины гор. Он сам не понял, как так получилось, но он потянулся к ее холодной дрожащей руке и крепко сжал. Она правильно сделала, что возмутилась вопросом. Он сжимал руку Китти, и это было безмолвное признание: он знает, что она читала его стихи, потому что в стихах он рассказал всю правду о своей юности на таблетках. Когда ему было пятнадцать, он разрезал себе запястье. Ничего серьезного. Легкий порез. Просто эксперимент. Бритва была холодной и острой. Его запястье – теплым и мягким. Они вовсе не предназначены друг для друга, запястье и бритва, это была детская игра в снап. Он забрал себе все карты.
Врач, старый венгр с волосами в ушах, не поверил, что это всего лишь игра. Врач задавал вопросы. Врач хотел знать всю его биографию. Имена, места и даты. Как звали маму, отца и сестру? На каком языке говорили у них в семье? Сколько ему было лет, когда он видел родителей в последний раз? Джо Джейкобс не стал отвечать. Он грохнулся в обморок прямо в кабинете, и в результате его подростковые годы прошли в плотном тумане транквилизирующих препаратов. Или, как он написал в своем самом известном стихотворении, переведенном нынче на двадцать три языка: злая фея заключила со мной договор: «ты отдашь мне
