привели к тому, что он изо всех сил затянул узел, отчего голова его явно шла кругом.
– Вовсе нет, – пропищала завучиха и примирительно улыбнулась.
– Возможно, причина в том, что он слишком подвижный мальчик, – вставил психолог, проникновенно глядя отцу в глаза.
Асп тем временем был занят извлечением изо рта жвачки. Он положил ее подле себя на сиденье. Она стала похожа на мышиные мозги. Отец продолжал размахивать кулаками.
– Ладно, – орал он, – пусть он не гений. Может, ему не по душе вся эта зубрежка. У меня с уроками тоже не ладилось. Пусть так. Но он не идиот!
И он со всех сил хрястнул по скамейке. Его кулак, словно топор мясника, со всего размаху обрушился прямо на жвачку.
– Успокойтесь вы, бога ради! – простонал Асп и покосился на то место, где прежде лежала жвачка.
– Пошли, – сказал я и потянул папу за пиджак. – Нам пора.
– Минутку, – пробормотал отец.
Он пытался отлепить от руки жвачку. С его поднятой ладони свешивались тонюсенькие ниточки. Видок у него был классный. Отец был на целую голову выше Аспа и всех прочих. Ноздри его раздувались, но в остальном он казался вполне спокоен. Лишь тряс правой рукой, перепачканной в жвачке. Психолог попытался было успокоить его.
– Иногда полезно дать выход своим чувствам, – заявил он и похлопал отца по плечу.
– Верно, – кивнул тот.
– Это все равно что вскрыть нарыв, – добавил психолог и еще раз похлопал его по плечу.
– Ага, – согласился отец.
Наконец-то он собрал все нити от жвачки в комок и зажал в кулак. Асп тоже поднялся. Папа не шевелился. Он не сводил глаз с Асповой челки.
– Потом чувствуешь облегчение, – продолжал психолог.
– Точно.
Прежде чем психолог успел вскинуть руку для еще одного правого свинга в отцовское плечо, тот ринулся на Аспа и залепил ему жвачкой в волосы.
Потом папа взял меня за руку и решительной походкой победителя направился к выходу. В дверях он обернулся и сказал:
– Мне очень жаль.
В машине папа почти не разговаривал. Просто гнал, стиснув зубы, сквозь снег и тьму. Огни уличных фонарей проносились мимо, словно звезды. Уж и не знаю, сколько мы так ехали. Я-то был готов мчаться хоть всю жизнь. Отец положил правую руку мне на плечо и снимал ее, лишь когда переключал скорость.
Он все гнал и гнал, пока к нам не вернулось ощущение покоя.
Вдруг папа рассмеялся. Еле слышно. Рука на моем плече затряслась. Он то и дело снимал ее и утирал глаза.
– А ведь он прав, – пробормотал отец.
– Кто?
– Да псих этот.
– Почему?
– Потом и впрямь чувствуешь облегчение.
Отец передразнил вкрадчивый голос психолога. Он воспрянул духом и подтянул галстук на лоб так, что тот стал похож на пиратскую повязку.
– А мы с тобой
