но докучать любит ужасно.
Паренек вообще-то сразу пришелся Найлу по душе, глаза у того светились разумом.
Симеон уже осматривал предплечье девушки.
– Давай гадючью сыворотку.
Фелим подал стеклянный флакончик, наполненный желтоватой жидкостью. А когда Симеон уже наполнил шприц, Найл вдруг испытал нехорошее предчувствие.
– Может, для начала попробуем дозу поменьше?
Симеон пожал плечами.
– Ничего страшного быть не должно. А в общем, ты прав, ни к чему понапрасну изводить сыворотку.
Он утопил плунжер, и часть жидкости стекла обратно во флакончик.
Найл посмотрел сверху на лицо спящей девушки. Хорошенькая, темноволосый подросток со смугловатой кожей и полными губами. Было что-то на редкость привлекательное в ее безмятежности. Почти сам того не сознавая, Найл своим разумом проник через лицо в ее спящий мозг. Это было равносильно погружению в море забвения, полное отсутствие бытия. Хотя через призму бесчувственности Найл продолжал сознавать свое собственное тело, стоящее сейчас у изголовья и смотрящее сверху вниз. Но свою сущность он сознавал не как всегда, а словно стал вдруг новорожденным, бездумно глазеющим на мир.
Одновременно с тем потусторонность смутно освещалась вспышками наличия жизни, напоминающими слабый проблеск рассвета на горизонте. Это было спящее сознание девушки, смутное сознавание собственного тела и комнаты, в которой она лежит. Это зыбкое, едва уловимое чувство жизни стало сразу же более отчетливым, стоило Симеону ввести ей в вену иглу и утонить поршень шприца.
– Ты понимаешь, – сказал Симеон, – что эта вот штуковина пускается в ход впервые за тысячу лет?
От его голоса Найл чуть вздрогнул и пришел в себя. Было отрадно воссоединиться с собственной сущностью и вновь осознать, что он – Найл, а не безымянный бесплотный фрагмент.
Втроем они молча смотрели на лицо лежащей девушки, на то, как поднимаются и опадают холмики ее грудей. Примерно через минуту ее дыхание участилось, и на щеках пятнами проступил румянец.
– Действует, – коротко сказал Фелим.
Симеон покачал головой.
– Не спеши с выводами.
Когда он это сказал, Найл еще раз вошел в ум девушки. Едва это сделав, он понял: что-то не так. Сразу стало как-то неуютно, душно, вены будто жгло. Волна горячки настолько выбивала из равновесия, что Найл поспешил выйти.
Девушка теперь дышала часто, как в лихорадке, и лицо Симеона постепенно приобретало озабоченное выражение. Фелим, протянув руку, осторожно поднял ей веко. Открылся мечущийся по глазу зрачок; впечатление неприятное, будто смотришь на затравленное животное. Симеон, подержав запястье девушки, качнул головой:
– Ты был прав. Слава богу, я не дал ей дозу покрупнее.
– А что случилось?
– Не знаю. Может, взялись противоборствовать два нейротоксина.
Фелим вынул из аптечки еще один флакончик.
– Как насчет белладонны?
Симеон
