энергии, как иссохшая земля отзывается на благодатный дождь.
Своеобразное ощущение – жизненная сила воронкой ввинчивается в омут энергетического голода; такое, будто половая принадлежность меняется на противоположную: он становился женщиной, а она мужчиной. И вот, когда согнутая спина уже занемела от напряжения и стало неудобно стоять, Найл почувствовал, как исходящей из его тела силе начинает вторить сила изнутри; подобно насыщенной влагой почве, чужая сущность впитала столько жизненной энергии, сколько смогла. Через секунду он почувствовал, как губы у нее дрогнули, и подумал, что она приходит в себя. Выпрямившись, Найл испытал внезапное головокружение, от которого невольно пошатнулся и схватился за край стола. Секундная темнота прошла, и Найл увидел, что глаза у девушки открыты. Он улыбнулся ей как можно ласковей, но та в ответ таращилась бездумно, ничего не сознавая. Затем глубоко вздохнула и снова закрыла глаза: паучий яд, хотя и ослабленный, вновь сковал ей тело параличом.
Когда через несколько минут в комнату вернулись остальные, девушка дышала ровно и спокойно. Симеон сразу же заметил это изменение.
– Так-то! Теперь у нее вид намного лучше. – Он подержал ее за запястье. – Да, пульс опять в норме.
– Наверно, твоя сыворотка в конце концов подействовала, – предположил Найл.
Симеон подозрительно покосился из-под кустистых бровей, но ничего не сказал.
Гужевые дожидались возле входа в больницу. Найл был благодарен им за прозорливость: события последнего получаса наполнили его дремливой усталостью, хотя и не лишенной приятности. Сев, он велел трогать в квартал рабов, а сам со сладостным вздохом откинулся на подушки, желая, чтобы путешествие продлилось по возможности дольше.
Несмотря на усталость, Найлом владело необычное возбуждение. Мир вокруг казался необычайно свежим и открытым для восприятия. Это, видно, оттого, что он совершил вояж внутрь собственного тела и в сознание бесчувственной девушки; собственная сущность от этого казалась теперь обновленной и не совсем привычной, как новая одежда.
Экскурс в чужое сознание заставил еще раз невольно задуматься над странной умственной пустотой жителей города пауков. У восьмилапых ушло много хлопот, чтобы искоренить в своих слугах-людях всякое воображение. Тем не менее интриговало то, что, например, эта девушка, несмотря на нехватку воображения, вполне счастлива – как и толпы людей, что наслаждаются сейчас солнечным светом на главной площади или прогуливаются по ведущей к реке зеленой аллее, безбоязненно завлекая в толчею бойцовых пауков и немногочисленных жуков-бомбардиров. Эта девушка никогда не бывала за пределами города пауков, тем не менее ее устраивал ее жизненный удел. А собственно, с какой стати ему самому кичиться своим воображением? Ну, освободил сородичей от рабства, ну, воцарился в паучьем городе – а дальше что? Тем не менее вопреки этому Найл продолжал чувствовать
