помню как всё начиналось. Никто не сможет отнять у нас то, что было. Пусть это и было в прошлом, но оно осталось. В нас, в наших воспоминаниях. Когда ты только пришла работать в мой пуб… ты была так проста и незамысловата. Так необыкновенна, так наивна и, в то же время, мила, что сразу покорила моё сердце и мне захотелось стать твоей первой любовью…
– А мне – твоей последней. Правда, других достоинств, кроме привлекательности, я у тебя тогда не заметила. – Кэтрин женственно подёрнула плечами и поправила бусы на шее. –Хотя позже, увидев, как ловко этот «этот уроженец Дублина» колдует на кухне по своим собственным рецептам, я была покорена твоей сексуальностью.
– Я нашёл женщину, которая влюбилась в меня в беспамятстве, в забытьи от нахлынувшего на нас счастья. Любить тебя было великой привилегией, данной мне свыше.
– Ты принял в свою жизнь не только меня, но и мою годовалую дочь… стал для Рэйчил хорошим отцом… Не всякий мужчина, Кевин, готов на такое. И за это я очень благодарна тебе.
– Иногда я задаюсь вопросом, что было бы, если бы я не встретил тебя? Ответа я не знаю. Знаю только, что без любви жизнь теряет всякий смысл. Прожить жизнь и ни в кого не влюбиться – значит не жить вообще! Ты ведь помнишь, как мы танцевали под луной? Тогда ты сказала мне: «Ты мог бы быть отличным танцором, если бы не две проблемки». Я спросил: «Какие?», а ты весело ответила: «Твои ноги». Тогда-то и я стал брать уроки танцев, чтобы ты могла обнимать только мои плечи. А помнишь, как мы вместе ходили на скачки и делали ставки? Как устраивали наш быт? Купили неплохой домишко с садиком, в котором трудились вместе. Я придавал кустам спиралевидную форму, а ты выращивала прекрасные розы, – за его улыбкой скрывалась острая тоска по прошлому, которое было чертовски давно.
– А я помню, как терпеливо ты учил меня готовить… Всё надеялся, что я стану отменной поварихой, или, как ты говорил, «шефом». Ты был таким романтиком! И остался им по сей день!
– А ведь ты до сих пор печёшь лучшие пироги во всём Бирмингеме! – произнёс он рассеянно. – Знаешь, Кэтрин, мне, бывает, до сих пор снятся сны, в которых я стою у раскалённой плиты, даю указания младшим поварам, пробую соусы на вкус и подгоняю нерасторопных официантов. А, завидев тебя, всегда такую взволнованную, совершенно неотразимую, и с потёртым подносом в руках, у меня начинается настоящий праздник. Я смотрю тебе прямо в глаза, и между нами создаётся невидимая труба, соединяющая нас двоих, через которую я говорю с твоей душой. И им, нашим душам, так комфортно вместе. Мы ведь всегда были отличной командой, верно?
– Не всё у нас было так гладко, дорогой. Бывало, мы ругались, правда, по мелочам, но потом всегда мирились.
– Ты и правда иногда была совершенно невыносима! Сущий монстр! Но я понял, что лучше ссориться с тобой по нескольку раз на день, чем отдаться сиюминутному желанию овладеть кем-то другим, а потом корить себя всю оставшуюся жизнь…
– Я знаю, о чём ты, Кевин… Опять о той кривоногой, ярко-накрашенной
