иллюзией, прочтением мягкости. Достойный градус все-таки взял свое. «Энтомологи» – вспомнил Пал Палыч и воспарил духом над обыденностью, а вскоре уснул прямо в кресле. Выучка подвела, ее недостаток.
Я выпил три чашки крепчайшего кофе. Моя кофеварочная машина сконструирована неизвестным автором как оружие. Для истребления человеков. Не удивлюсь, если он стал первой жертвой собственного творения. Затем, как водится, кто-то нашел чертежи, взял кредит и… «старт ап». Где окопались эти мерзавцы? В Сколкове? По причине избыточной крепости продукта, что выдавала машина, я ей пользовался в редких случаях, когда организму действительно требовался натуральный шок. Ну и… – хороший кофе денег стоит. Обычными же днями я перебиваюсь растворимым, который, не сомневаюсь, слегка «подправлен» мамой. Какую бы дешевку я ни покупал, в ней никогда не присутствовал химический привкус. А это против природы растворимого кофе, не говоря уже о бизнесе в целом.
Если бы концентрация напитка определялась звуком, ор бы стоял на весь дом. Итальянский ристретто – ключевая водица. Турки, испытав мой агрегат, успели бы меньше чем за час задумать путч, устроить его, семь раз сменить президентов, и никто бы даже не чухнулся. Обычный мир живет в другом измерении, на других скоростях. Что если в Турции так и случилось? И седьмым в очереди оказался первый из ссаженных? Теперь он обижен на то, что враги отсадили его на край скамейки?
А мне вот ни черта этот жидкий гуталин не помог. Так или иначе, но пятница – вот же подлость! – все равно заканчивается намного раньше, чем мне бы того хотелось. Выходит, что день не мой. Но тогда кто его хозяин? Кто эта несговорчивая дрянь? Извиняюсь, если кого не по чину задел… Или как раз по чину, но не по праву? Почему мир устроен… так, как устроен! В ответ на эту расхожую и бессмысленную риторику мой внутренний голос выдал филиппику насчет весеннего сплина и хандры. Перемежалась она нецензурщиной, на которую сам я – «внешний» голос – никогда бы не отважился.
Порой он, мой внутренний голос, обряжается редким пошляком и хулиганом разговорного жанра. Разносит мир, мой внутренний мир, поистине бесконечным собранием бранных слов. Его словарь в разы богаче собственно моего, доступного близким друзьям и недалеким недругам. Настоящая площадная брань… А задаться вопросом: какая, к бесу, из меня площадь? Площадочка! Тамбур в электричках и тот больше. Кстати, страшно представить заговорившие стены тамбуров. Своей истории у них с гулькин клюв, так что взялись бы делиться услышанным. Малолеток бы точно пришлось в вагонные окна передавать…. Берушами можно было бы на станциях приторговывать. Бизнес мелкий, но прокормить может. Но я не об этом.
Дядя Гоша мог бы худо-бедно моему второму «я» соответствовать. Иногда он так и поступает. Петруха, бывало, встрянет, но домовой по части лексики слабоват и нередко сбивается на термины из медицинской энциклопедии. Думает, простодушный, что заковыристость речи именно в этом. Заучил в свое время. До «Белого солнца пустыни». Зато берет реальными пакостями, делом отыгрывает.
