оголенная до боли, с невидимыми ранами, рубцами в душе о своем сыне, что не спрячешь в чулане. Бедность скрутила ее да страх, рожденный неразберихой на Украине.
– Но почему не пойти служить? – заговорил пожилой грузный мужчина с портфелем внушительных размеров и заметной резной деревянной палочкой с ручкой в форме рыбы, отполированной до блеска временем, на которую опирался, до этого напряженно молчавший и внимательно слушавший разговор.
– Не надо думать, что ваш сын непременно погибнет. Кто-то должен Родину защищать. Войны не будет, это однозначно. Если к власти пришли одержимые, им не дадут на кон человечество поставить. Американские хитрецы-мудрецы всех и все посчитали, одной базой больше или меньше, а дойдет до атомной кнопочки – всем каюк. Украина думает, содержанкой, к кому побогаче. Только Запад и ломаный грош просто так не даст. Довели страну до ручки, а народ пустили по миру. Вместо одних кровососов пришли другие, похлеще. Америка – держатель контрольного пакета акции Земли, за доллары, за бумажки купила целую планету. Россия у Америки, как кость в горле, стоит поперек.
Замолчав, мужчина взглянул на рядом стоящих людей, пытаясь разобраться по выражениям лиц, понятно ли выразился, ясна ли его мысль. Может, надо было сказать попроще, а так, как из телевизора, агитируя, вещал. А новости оскомину набили, отрыжка от них. Кто-то вовсе их не смотрит.
Люди, вроде не слышали его, были рассеяны, отвлеченно смотрели по сторонам, и каждый думал о своем. Причитавшая женщина о сыне, словно оглохшая, никого не слыша и не видя, продолжала сокрушаться и плакать. Другая женщина, ругавшая ее, та, что в красном берете, с сединой, поняла всю бесполезность что-либо доказывать.
– Каждый себе на уме, – рассуждал мужчина, теребя рукой то ручку портфеля, то делая какие-то нетерпеливые движения палкой.
«Что-то заждались мы транспорта», – хотел он посетовать, но не стал говорить вслух, посчитав это лишним.
Он знал, казалось, всё, что происходит вокруг, не иначе, как бывший сотрудник КГБ. Лицо его предельно спокойное, сосредоточенное на какой-то мысли, наверняка, глобальной. Он понимал, несмотря на трудности, как и прежде, Россия выстоит.
Не все стоявшие на остановке, ожидавшие троллейбус, готовы были шагнуть через лужи, стряхнув с себя каждодневные заботы, колоннами демонстрировать свое несогласие с социальным неравенством. Я присмотрелся: в большинстве своем, пожилые люди, пенсионеры, им не до этого, как бы выжить – одна забота.
Когда приглядывался, среди стоящих под крышей стеклянного павильона, не сразу заметил Софью Федоровну, давнюю и близкую подругу моей покойной тещи, Анны Николаевны. Женщина лет семидесяти пяти, ухоженная, со вкусом одетая, резкая и прямодушная, говорившая откровенно то, что думала. Взгляд ее, всегда цепкий, все замечающий, по ее словам, настроенный, как геодезический прибор.
– Мы – геодезисты, с особым зрением, должны видеть широко, далеко.
Она в силу своей профессии не только
