понравиться. Для каждого из вас – кроме тебя.
– Почему для меня исключение?
– Я тебя люблю.
Кристалл исчез, растворился в густом папиросном дыму. Мир вновь стал самим собой – обычным, обыденным, плоским. Ресторан, столики, испуганные лица официантов, нож в руке китайца, ЕЕ странное лицо.
Все как и должно быть. Только Марек Шадов понял, что совершенно счастлив.
Теперь ему было все равно. И когда двое с боков подошли к столику, он врезал пустой бутылкой по ножке стула, превращая бесполезную скляницу в «марсельскую розу». И когда ниоткуда – из папиросного дыма – возник сам мистер О’Хара, парней отогнал, ЕЕ обнял – властно, по-хозяйски, на него же поглядел, как смотрят на пустой стол.
– Расскажешь ему! – бросил уходя.
«Ему» – мистеру Мото.
– Обычаи парижских апашей, – скажет на следующий день работодатель. – Последнее предупреждение перед началом войны. Вы вели себя правильно, Марек.
А потом помянет и ЕЕ.
– О’Хара никогда не умел разбираться в людях. Она – его самая большая ошибка.
Но это будет потом, после того, как Марек отдаст официанту уже ненужную «розу», посмотрит ЕЙ вслед – и услышит первые такты «Титаник-вальса».
– Голуби, мадам! – Бесцветные глаза-пуговички моргнули. – Почему они вогкуют, мадам? Почему змеи… Да, змеи, самые холодные тваги на земле, пегеплетаются дгуг с дгугом?[43]
Женщина сдержала усмешку и даже сделала вид, что внимательно слушает. Старость… В чем можно упрекнуть человека, перешагнувшего вековую черту?
– Пе-ге-пле-та-ю-тся, да! Почему мошки… Маленькие-маленькие мошки пголетают сотни километгов, чтобы найти себе пагу? И гыбки, с плавничками и хвостиками. Гыбки!..
Старичка, маленького, ушастого и абсолютно лысого, знал уже весь «Гранд-отель». Привезенный по какой-то надобности из своего захолустья в Париж, он регулярно сбегал от сиделок, находил жертву – и говорил о любви. Лично ее почтенный ветеран поймал прямо в огромном холле, в двух шагах от стойки регистрации.
– Почему гаспускаются цветы, мадам? – Беззубый рот плямкнул. – Гозочки! Тюльпанчики! Настугции, мадам! Хгизантемы!.. О, мадам! Газве вам не пгиходилось чувствовать симптомы божественной стгасти?..
Старичок был безумен от пяток до кончиков ушей, но вовсе не глуп. При побегах из запертого номера проявлял немалую изобретательность, теперь же, посреди своей пылкой речи, внимательно следил за собеседницей, словно чего-то ожидая. Ее ли он видел сейчас? От нее ли ждал ответа?
– Стгасть! Теплота в ладонях, стганная тяжесть во всем теле, огонь на губах, вызванный не жаждой. О нет, мадам! Но тем, что в тысячи газ сильнее, непгеодолимее жажды!
В Париже она бывала регулярно и чаще всего останавливалась именно здесь, в огромном шестиэтажном здании на Рю Скриб, как раз напротив Парижской оперы. Очень удобно – центр, всего три минуты неспешного хода до Вандомской площади, а главное – людское
Здесь и ниже цитируется монолог о любви из замечательного фильма «Ninotchka» (1939 г.).
