под которую все стали танцевать. Затем он немного поимпровизировал.
– А теперь – в четыре руки! – сказал генерал и под аплодисменты подвел к смутившемуся Модесту свою дочь.
Развернули ноты. Сыграли несколько произведений. Всем очень понравилось.
С тех пор Модест стал постоянным гостем в доме Сутгофа, а про его игру пошли по школе всяческие шутки и анекдоты, которые очень ему досаждали, но вскоре стали привычными и даже в некотором роде лестными.
Бравада кутежами и всяческими фатовскими проделками и развлечениями в Школе существовала всегда. Напроказить где-нибудь, выкинуть какой-нибудь номер на балу или в собрании, о котором после ходили бы слухи и анекдоты, считалось определенным достоинством. А уж амурные похождения занимали особое место в рассказах юных корнетов. Выдумок на этот счет было великое множество.
Вот почему даже сам генерал Сутгоф, видя страстное увлечение Модеста не только музыкальными занятиями, но и всяческими науками, и в первую очередь историей и философией, нередко замечал ему:
– Мой друг, ежели вы будете так усердствовать, то я не ручаюсь, что из вас выйдет настоящий офицер. Равняйтесь на ваших товарищей, иначе вы останетесь в хвосте.
И Модест равнялся. Так же, как все, участвовал в вечеринках. Так же, как другие, частенько не готовился к занятиям. И лишь способности и хорошая память спасали его от неудач. Кутежи не мешали ему познавать предметы. Он схватывал все на слух и даже, не успев подготовить урок, отвечал, к изумлению одноклассников, вполне сносно, что и позволяло ему слыть в числе лучших учеников Школы.
Корнетам особенно благоволил сам Император Николай Павлович. Он частенько посещал Школу и встречался с ними. На одном из парадов отметил худощавого юнкера, стоявшего посреди строя.
– Ваше имя, корнет?
– Модест Мусоргский, Ваше Императорское величество.
– Каков ученик? – спросил Николай у стоявшего рядом генерала Сутгофа.
– Исправный, Ваше величество. Успевает во всем, да к тому же имеет музыкальные успехи и поет в нашем церковном хоре.
– Ну что ж, я весьма доволен. Желаю успехов на вашем поприще, – сказал царь, слегка похлопав Модеста по плечу.
Известие о неожиданном внимании Императора тотчас облетело Школу. Дошел слух и до священника Кирилла Крупского, преподававшего Закон Божий и руководившего школьным церковным хором.
– Благодаря вам, Модест, наш хор прославился и стал известен самому государю, – отметил он во время одной из репетиций.
Отца Кирилла юнкера звали не иначе как корнетом Крупским. Считали его за своего и весьма любили.
Модест пел в церковном хоре, и часто разговаривал с его руководителем о древнерусской музыке, интересовался строем древнего церковного пения. Необычность строя греческой музыки привлекала его внимание. История не только православных, но и католических песнопений притягивала своей
