в европейскую столицу высокой моды, неги, роскоши. Монаршим дворам остального просвещенного мира оставалось лишь завидовать и подражать «этим элегантным французам» во всем, начиная от постоянно меняющегося кроя их мужских камзолов (которые становились все более изящными и даже женственными) и помпезных париков, до интерьеров лучших парижских гостиных, созданных в легкомысленном стиле рококо.
Из художников, пожалуй, лучше всего передал легкомысленный колорит эпохи Жан Оноре Фрагонар, который &угоду жадной до пикантных удовольствий аристократической публике посвятил свой гений легким игривым сценам из жизни высшего общества. Кстати, при дворе этого мастера ценили и как автора живописных сценок в стиле легкой эротики.
' Вся эта ослепительно-прекрасная жизнь аристократической элиты поддерживалась за счет жесточайшего налогового бремени, возложенного правительством на рядовых французов. В то же время развитие экономики упиралось в нехватку денежной массы.
Движение же имеющихся монет было чрезвычайно медийным. Значительное количество золотых луидоров и серебряных экю, вместо того чтобы работать в хозяйстве страны, отвлекалось на внешнюю торговлю и уходило за границу. В такой ситуации деловым людям просто нечем было заплатить работникам за сбор урожая, фабричный труд, строительство домов. По стране слонялись толпы нищих, атмосфере витало предчувствие большого бунта.
К концу правления Людовика XIV государственный Долг королевства приближался к 3 миллиардам ливров, в то время как ежегодный сбор налогов приносил казне только 117 миллионов ливров. Даже массовая распродажа – Дворянских титулов, офицерских патентов, чиновничьих Должностей, переплавка на монеты золотых украшений королевских дворцов и замков не могла решить проблему обнищания страны и упадка ее правящей элиты.
Скорее всего, если бы не смелые реформы Джона Ло, кровавые гильотины революции 1789 года появились бы на парижских площадях лет на семьдесят раньше. И все же с позиций нашего времени выглядит чудом, что одержимому смелыми экономическими проектами иностранцу удалось убедить влиятельных государственных деятелей Франции дать «добро» на массовую эмиссию ассигнаций. Ведь в резерве у реформатора не было достаточного количества золота и серебра для обеспечения выпускаемых бумажных денег. Это был невиданный доселе финансовый блеф, так как в принципе в любой момент держатели банкнот могли пожелать обменять свои бумажки на звонкую монету. Ноу правителей фактически разоренной Франции просто не было иного выбора, кроме как принять рискованное предложение шотландца.
И Ло оказался прав. Всего через год после начала денежного эксперимента страна испытала невиданный экономический подъем: оживилась внутренняя торговля, в городах началось активное строительство. Всего за несколько месяцев население Парижа увеличилось за счет пришлых работников почти на полмиллиона человек. По свидетельству очевидца,
