это был не конец!
Полёт девы продолжался недолго, как и вездесущая тьма. Толчок! Рывок! И Лера открыла глаза в царстве тепла и света. Чернявый ангел с пронзительно-тёмными очами молча смотрел на неё.
Вначале он показался ей Скорпионом, но у любимого волосы были длиннее и вьющимися, а глаза зелёными. И лицо запоминалось. Лик же тёмного ангела запомнить она не могла, сколько не смотрела. Стоило прикрыть глаза, и на разум находила пелена забвения.
Опустишь веки и не можешь запомнить ни одной черты.
И совсем невозможно было определить настроение спасителя. То ли рад, то ли горд, то ли добр, то ли зол. Он был всем и ничем. Существовал и нет. В глазах его невозможно было прочесть ничего.
Совсем ничего!
Ничего не выражало и лицо, которое, порой расплываясь в дымке или лёгком тумане, исчезало, появлялось вновь.
«Что за быстро сменяющий картинки мир? Кто ускорил время?» – Подумала Валерия.
Боль терзала тело, выворачивая наизнанку. Нестерпимые муки в груди прекращались лишь на тот миг, когда холодная длань ангела касалась лба. Тогда боль в спешке отступала, и разум прояснялся.
Периферийным зрением Валерия отмечала, что этот мир не похож на рай. Что свет вокруг – лишь свет солнца. Он разливается по всей белой комнате сквозь большие стёкла-двери и чуть затемнённые стёкла под потолком. А тепло – это тепло окружающего мира и пары белоснежных одеял.
Чернявый ангел ненадолго исчезал. Проходили минуты, возвращался. Но каждая минута казалась её вечностью. Сражение с болью, битва один на один. Горький коктейль ужаса и безнадёжности, печали и ещё раз муки. Вездесущая боль выздоровления.
Её стоны и крики вряд ли кто слышал. Пустая просторная комната, залитая светом, лишь отражала её эхо, возвращала безнадёжный, бессмысленный плач. Но молчаливый ангел возвращался, клал холодную руку на лоб, и мир вновь обретал краски, вновь наполнялся жизнью и смыслом.
Он ничего не говорил. Она ничего не спрашивала. После произошедшего всё казалось бессмыслицей, наполненной пустотой. Лишь долгие дуэли взглядов со спасителем. Сквозь чёрные глаза на неё смотрели тысячи лет истории, тысячи жизней и целый океан боли, в котором её боль растворялась жалкой каплей. Этот бессловесный диалог продолжался всю жизнь, вечность и снова только миг, прерываясь на краткие мгновения тьмы сна без сновидений и бесконечных часов боли, что укладывались в минуты его отсутствия. И никакого больше мира. Ничего нового долгое время. Только как последнее желание ещё и ещё раз увидеть его глаза. Час за часом, день за днём.
– Иштар, – обронил он однажды. – Я не согласен с твоей новой смертью. Ты будешь жить. Ты пробудишься вновь.
«Иштар? Я не Иштар. Я – Лера», – хотела сказать Валерия, но не могла даже пошевелить губами.
Его голос в то же время был музыкой для сердца, лекарством для души. И когда он двигал губами, она жила. Она обретала вторую жизнь. Но стоило голосу замолчать, как он забывался, стирался из памяти.
