В первом семестре они изучали средневековую литературу и викторианских авторов, по одному в неделю: Харди, Элиот, Патер, сестры Бронте – Шарлотта и Эмили, Теннисон, Браунинг, Уайльд, Диккенс (на последнего отвели две недели, снизойдя к объему его творчества).
Прочесть книги, непонятно как ускользнувшие от всю жизнь жадно читавшей Холли, было несложно – они имелись в библиотеке. Так же легко оказалось и овладеть наукой писать сочинения, потому что Холли была организованной и дисциплинированной, много работала и устанавливала для себя реалистичный срок, когда садиться за еженедельное сочинение (в восемь вечера накануне коллоквиума, который шел первой парой на следующий день). Она занималась с не свойственными ее возрасту ответственностью и зрелостью, появившимися у нее еще в школе, где ровесники ее игнорировали и книги стали единственным убежищем от непрекращающихся издевательств. Но стать своей в Оксфорде оказалось задачей куда более сложной.
Острота вопроса поубавилась с появлением Элисон, которую Холли побаивалась бы, не будь они землячками. Йоркшир и Мерсисайд, сливаясь в один сплошной непонятный «суро-о-овый» север, делали Элисон и Холли двумя белыми воронами в единообразной черной стае. Конечно, не только они выделялись из массы общительных южан – выпускников частных школ: на их потоке был и открытый гомосексуалист, который в конце первого курса уехал жить в Бристоль, и азиат с математического, выделявшийся по естественным причинам. Эти белые вороны держались особняком и не общались с теми, кто бегал из библиотек в бары, из баров в комнаты, с семинаров в столовую или во двор холодными лунными ночами. Они появлялись, чтобы похлопать глазами на экзаменах, но в остальном жили в параллельной вселенной – в компьютерном классе, где находили себе друзей из других университетов на интернет-форумах.
Холли и Элисон от них отличались. Во-первых, девушки в «мужском монастыре» автоматически вызывали к себе повышенный интерес. Во-вторых, они вовсе не были социально неадаптированными – во всяком случае, Эли. И вместе с эксцентричной, остроумной, горластой подругой Холли какое-то время удавалось участвовать в студенческой жизни, держась за фалды Элисон.
В конце первой недели, называемой отчего-то нулевой, шум из бара в подвале распространился по всему общежитию. Густой утробный мужской смех смешивался с визгливым и делано веселым хохотом девиц, пытавшихся вписаться в коллектив.
Конденсат буквально стекал по ступеням: в тесном зальчике дышали более восьмидесяти студентов. Холли проталкивалась сквозь толпу вслед за Элисон, когда ее нечаянно прижали к мокрой спине молодого человека. Футболка на нем промокла от пота, а ягодицы, обтянутые джинсами, показались горячими даже через одежду.
– Два «Змеиных укуса» с ликером, – сказала Эли бармену, небритому красавцу-третьекурснику. Запустив пальцы в вырез кофточки, она выудила из лифчика смятую банкноту в пять фунтов, а три фунта сдачи затолкала
