случай объясни им, – он заговорщицки понизил голос, – что если до этого дойдёт, то они сгинут вместе с тобой, потому что они всего лишь персонажи твоих снов.
– Что-то я совсем запуталась, но ладно. Главное, что они меня больше не дёргают. И я наконец могу видеть те сны, которые хочу.
Проснувшись этим утром, я кинулась к своему дневнику сновидений, чтобы немедленно записать всё что видела. Впервые за долгое время мне приснился такой сон, который не хотелось забывать. Когда я ушла от этих людей, когда-то изводивших меня, но теперь притихших извергов, я снова оказалась в пустыне, и снова встретила его, и он снова забрал меня в свой удивительный мир.
Вчера полосатая планета была просто невероятно огромной. Видимо, двигаясь по своей эллиптической орбите, спутник, с которого я её наблюдала, подошёл к ней ближе, чем обычно. Помню, как опустилась в колышущуюся и будто живую траву, поражённая тем, что действительно рассуждаю о таких вещах. Даже во сне применяла свои познания в астрономии и известные мне законы космологии, законы движения небесных светил. Даже здесь мой разум не хотел оставить меня в покое, всё взвешивал и анализировал. Да и было ли всё это сном? Разве большое голубое существо, привалившееся к моей ноге, было сном? Или оглушающий грохот водопада? Или медленно ползущая по земле тень от ближнего спутника?
Я ведь знаю, что такое сон. Нечто мутное, размытое и непонятное, эфемерное, всё время меняющееся. И если это всё же было сном, как могли быть настолько реальными даже самые мелкие детали? Например, я помню, как вытащила из густой голубой шерсти запутавшуюся в ней веточку, а потом оказалось, что это не веточка, а какое-то живое существо. Оказавшись в моих руках, оно развернулось на ладони, растопырило вуальные крылья, построило мне милые рожицы и взлетело. Опустилось на ухо своему большому другу, из которого я его вытащила, изобразило нечто вроде танца и снова зарылось ему в шерсть.
– Они всегда вместе, – сказал тот, кто меня сюда привёл. – Голубой здоровяк любит щекотки, а этому малышу нравится, как пахнет его мех.
Неудивительно. Мне и самой нравилось. Обнимая большого пушистика, я чувствовала изысканный не то цветочный, не то фруктовый аромат, а зарываясь носом глубже, вспоминала о ягодной шарлотке.
Помню мышечную силу и деликатность большой светящейся кошки, с которой я кувыркалась на полянке. Мы катались в густой и мягкой траве, и она поддавалась, играючи позволяя мне одержать верх и прижать её лопатками к земле, но стоило мне издать победный клич, как она тут же подминала меня под своё мощное и удивительно приятное на ощупь тело, и мы снова катились вниз-вниз с уклона, и я хохотала, обвивая её руками и ногами, и она учила меня бороться, как своего подросшего котёнка. И мы кувыркались там с азартом и весельем, и она очень точно чувствовала меня, требуя от меня невозможного, ни разу не перейдя черту. Её гортанное урчание, большие мягкие лапы и грациозная гибкость превосходно запомнились мне. Проснувшись, я обнаружила, что поглаживаю соседнюю подушку, и очень расстроилась. Только что на её месте был тёплый пятнистый кошачий живот.
Глава
