на землю, сказал, что упала хлебная крошка. Найти её он не может, потому что уже слаб глазами, и вот боится наступить… Хызыр-Ильяс дал этому человеку и роду его радость до конца дней.
На всех полевых работах, едва подрос, был Исхак с матерью, слушал серьёзно всё, чему она его учила. Только, увы, чем старше становился Исхак, тем пристальней смотрел вокруг и начинал сам разбираться в жизни. Теперь он часто спрашивал мать, почему же это она говорит одно, а видит он совсем другое? Мать, например, твердила, что хлеб положен работающему. Но мальчик видел, что и неработающие едят, зачастую даже отхватывают куски получше.
И всё-таки её влияние, её труды дали свои результаты. Исхак поступил учиться в сельскохозяйственный институт. В этот день Махибэдэр, накинув на плечи свою лучшую шаль, два раза гордо прошлась по деревне из конца в конец: сын поступил учиться, будет агрономом, большим и нужным в деревне человеком…
Дочки нарожали детей и стали наперебой звать Махибэдэр к себе. Соседи, перечитывая вместе с Махибэдэр их слёзные письма, уговаривали старую: «Езжай и не сомневайся! Жить будешь, как у бога за плечами: чай с урюком пить да беляши кушать! Дочки твои обе добрые да ласковые, мы же помним их!»
«Старики говорили: если зять бранится, держись за ручку двери, если сын бранится, держись за люльку…» – отвечала Махибэдэр.
Когда Исхак поступил в институт, дочери перестали надоедать матери.
«Наверное, кончит братишка институт и заживёт с мамой в деревне, – подумали они. – Пускай, раз мама считает, что так ей будет лучше».
Мать ходила радостная, и нелёгкий крестьянский труд снова был ей не в тягость: скоро сын и будущая невестка подставят своё плечо, сменят старую. Но всё обернулось не так, как она ждала…
На последнем курсе Исхак выхлопотал себе практику в родном колхозе. Тогда тут председателем был избран Хусаин Муратшин, друг Исхака. Хусаин тоже обрадовался молодому специалисту, в работе председатель и практикант-агроном ещё больше сдружились. Махибэдэр повесила на окна своей лачужки белые занавески, стала надевать на улицу выходные платья. Но недолгой была её радость. Вышла у сына тут неприятная история, полетел и председатель. Разобиженный Исхак уехал доучиваться, да так и остался в городе. Звал Махибэдэр к себе, а дом велел продать.
Скучно было Махибэдэр одной, она даже подумывала всерьёз, не уехать ли ей к сыну, но всё же не решилась. Надо было подождать, пока он женится. Вдруг снохой окажется какая-нибудь капризуля, которая будет ссориться со свекровью по любому поводу?
Но Исках не спешил жениться. Миновали и двадцать семь лет, считавшиеся для мужчины последней гранью. Расстроенная, Махибэдэр отправилась к сыну в город. Расспрашивала соседей, плохо понимая по-русски: может, избаловался парень в городе, водит к себе разных дурных женщин, сегодня одну, завтра другую, потому и не женится? Соседи её утешили:
– Сын у вас очень скромный, сдержанный. Женщин
